Что это?

За последние трое суток его слух обострился. Когда глаза не находят ничего живого, то уши невольно стараются уловить любой шорох, который может быть напрямую связан с присутствием рядом человека.

Именно такой шорох его слух и поймал сейчас.

Тихо, очень тихо плеснула и булькнула вода в ручье.

Как будто камушек скатился в ручей вниз по склону.

Интересно, с чего бы это ему самому по себе катиться?

А это что? Короткий шепот? Или просто ночной ветерок пробежал по траве? Звякнуло что-то… Пустая автоматная гильза о гильзу? Снова шепот… Или это все только горячка от воспалившихся ран? Господи, как хочется пить! Там, дальше и ниже, — вода. Пусть не чистая, пополам с мазутом, соляркой, кровью и еще черт знает чем, но — вода…

Семен высунулся из-за покореженной кормы Pz-III, напряженно вглядываясь в ночь, затопившую неширокую долину, и тут же, как бы приходя ему на помощь, из-за мутной полосы дыма и гари выплыла ущербная, но довольно ясная луна.

И он увидел.

Девять почти неразличимых фигур двигались гуськом вдоль ручья. Почти неразличимых, потому что восемь из них были облачены в нечто переливчато-мерцающее под лунным светом так, что сами фигуры практически сливались с окружающим их воздухом и склоном холма напротив. И только одна фигура, заметно меньше ростом остальных, предпоследняя, была одета в нечто напоминающее темный комбинезон.

Люди. Живые. Только, вот, кто это? Наши или немцы? За плечами у них что-то вроде рюкзаков, на груди… Автоматы? И походка…. Где-то он уже видел такую походку. Да, точно! Именно так, мягко, скользящим шагом, и в тоже время быстро ходят фронтовые разведчики. Идут, словно катятся. Кто же это? Позвать бы надо, но вдруг это немцы? Уж больно странная на них маскировка. Такой он никогда не видел. Впрочем, откуда ему знать, какая у разведчиков бывает маскировка! Может быть, секретная разработка. Звать или не звать? Уйдут ведь — не догонишь…

И тут, шедший предпоследним разведчик, тот самый, невысокий, в обычном комбинезоне, повернул в его сторону лицо.

То, что случилось потом, Семен Шерстов, помнил всю оставшуюся жизнь. А жизнь его оказалась длинной. Дошел он до Вены, был ранен, и вернулся после Победы в родное село, в котором счастливо прожил до 1995 года, уснул и не проснулся в своей постели на девяносто втором году жизни, и с почетом был похоронен детьми, многочисленными внуками и правнуками.

А случилось вот что.

Лицо разведчика как будто отделилось от его невеликого тела и медленно поплыло в его, Семена сторону, постепенно вырастая в размерах. И когда оно приблизилось, он понял, что это лицо женщины. Точнее, девушки. Лицо было хитро измазано грязью, но оставалось прекрасным. И добрым. Оно заполнило собой все вокруг, и это было смешно и страшно. И хорошо, и непонятно. Куда бы не поворачивал Семен ошалевшую голову, всюду он видел перед собой это скуластое лицо с громадными зеленовато-карими глазами.

— Спи, солдат, — шевельнулись полные губы на этом лице. — Спи. Тебе надо поспать. А когда проснешься, жар спадет, и завтра ты встретишь своих. Спи, спи, солдат. Спи… спи… спи….

И Семен Шерстов уснул глубоким сном без сновидений. А когда проснулся, уже грело солнце, и болезненный нутряной жар ушел, казалось, сквозь траву прямо в землю. И сил заметно прибавилось. Он переполз долину и через три часа выполз к дороге, где его, измученного и счастливого, еще через час подобрал свежий маршевый советский пехотный батальон.