Два дня я ходила, не замечая никого вокруг, сосредоточенная на собственных мыслях. Сюжет часто рождается из мелочей, и я прислушивалась к себе: не появилась ли эта самая мелочь, не пропустила ли я ее.

Представить Ренриха именно персонажем никак не удавалось. Я никогда не писала книги о реальных людях, хотя нередко наделяла персонажей чертами характера знакомых. Удивительно: куда легче было поверить, что Ренрих – обычный человек. Несмотря на обстоятельства нашей встречи и его рассказ о Роне и всем прочем, несмотря на все эти его пафосные фразы и попытки сыпать эпитетами через предложение…

Может быть, явись с ним Рон, действительно было бы проще. Мне кажется, Рона бы я узнала, даже если бы он ничего не объяснял. Просто поняла, что вот он стоит, персонаж моей собственной книги.

С чего же начать… начать с чего? Что там с этим его наблюдателем? Филин, хм… дурь какая-то, и почему я вот так сразу взяла да поверила? Бывают же телефонные мошенники, может, это – мошенник книжный. Хм, приду как-нибудь к избушке, а там уже замки поменяли и вместо дымокота – стигийский пес на цепи. От этих мыслей становилось смешно.

В воскресенье Ваня заявился собственной персоной. Извинился за настойчивость.

– Ну, тебя же они не интересуют, просто не обратила внимание, что убрала, – сказал он мне на очередное заверение, что я не держу в заложниках его злосчастные модели. Пришлось разрешить ему осмотреться. Ваня долго ходил возле открытой кладовки и вздыхал. Наверное, тоже понимал, что тамошний хаос нельзя шевелить, иначе случится непоправимое. Может, надеялся, что коробки начну разбирать я. Я предпочла пойти на кухню и заварить себе черного чая с сушеной мелиссой.

– Чай будешь? – спросила я, когда Ваня признал поражение и смирился с утратой истребителей.

– Ну, давай.

Я налила чаю и ему.

– Поесть у тебя ничего нет?

– Извини.

– Как ты будешь жить-то? – сочувственно протянул бывший.

– Уж как-нибудь, – хмыкнула я. – Кстати, Вань, а вы когда с Валей встречались?

Вообще, я иногда крайне косноязычна. Живая речь – это ведь не книжный текст. Сказал, не подумав, а потом извиняешься. Или уточняешь еще минуты две.

В этот раз я ничего уточнить не успела. Иван брякнул чашку на стол и уставился на меня. Спросил недовольно:

– Что она тебе еще наговорила?

– Да так, – уклончиво ответила я, пытаясь сообразить, что может означать вот это его внезапное раздражение вкупе с легким чувством паники в глазах.

– Твоя сестра, между прочим, сама на меня вешалась, – сообщил Ваня.

– Прямо вешалась? – на удивление безучастно спросила я.

Он долго на меня смотрел. Потом сказал: