— Знаешь, — неожиданно произнес он, глядя куда-то на крышу рамады, — стража может увидеть любой. Некоторым он является в виде гигантского неописуемо жуткого монстра ростом до неба. Тебе повезло — всего-то тридцать метров! Совсем крошка. Однако тайна стража до смешного проста.

Он минуту помолчал, мурлыкая какую-то мексиканскую песню.

— Страж другого мира — это мошка, — с расстановкой произнес он, как бы оценивая эффект, произведенный этим заявлением.

— Прости, не понял…

— Страж другого мира — мошка, — повторил он. — Вчера ты встретился с мошкой. Она будет стоять на твоем пути до тех пор, пока ты ее не победишь.

Мгновение я не хотел верить словам дона Хуана, но вспомнив все с самого начала, вынужден был признать, что сначала действительно смотрел на мошку, а потом возникло что-то вроде миража, и явился ужасный зверь.

— Но каким образом мошка могла так сильно меня ударить? — спросил я с искренним недоумением. — ?-? когда она тебя ударила, она не была мошкой. Тебя ударил страж. Возможно, когда-нибудь ты наберешься сил и победишь его. Но не сейчас. Сегодня это — тридцатиметровый летающий монстр, вибрирующий и плюющийся. Но говорить о нем бесполезно, и никакого подвига в том, чтобы стоять перед ним, нет. Так что если ты намерен узнать его получше, тебе придется снова с ним встретиться.

Через два дня, 11 ноября, я снова курил смесь дона Хуана.

Я сам попросил об этом, тщательно взвесив все «за» и «против». Я снова хотел увидеть стража, потому что интерес к нему был гораздо сильнее страха или нежелания утратить ясность.

Процедура была той же. Дон Хуан один раз набил трубку, а когда я выкурил ее, — протер и спрятал. Эффект наступил гораздо позже, чем в прошлый раз. Когда начала кружиться голова, дон Хуан подошел ко мне и, придерживая голову, помог лечь на левый бок. Он велел мне вытянуть ноги и расслабиться; повернув мою правую руку ладонью вниз, он слегка подвинул меня, перенеся на нее часть веса. Я не пытался ни помочь ему, ни помешать, так как не знал, к чему это все.

Он сел напротив меня и велел ни о чем не думать. Он сказал, что страж придет, но чтобы увидеть его, мне нужно иметь круговой обзор. Как бы невзначай, он прибавил, что страж может причинить очень сильную боль и что предотвратить ее можно единственным способом. В прошлый раз, когда дон Хуан понял, что с меня довольно, он поднял меня в сидячее положение. В этот раз он указал на мою правую руку и объяснил, что специально положил ее именно таким образом, чтобы я мог пользоваться ею как рычагом, отталкиваясь, когда захочу подняться.

К тому времени, когда он закончил говорить, тело мое уже совсем онемело. Я хотел обратить его внимание на то, что не смогу оттолкнуться, так как не владею мышцами. Но, несмотря на яростные попытки, мне не удалось произнести ни слова. Он, казалось, предвидел это, и объяснил, что весь фокус — в использовании воли, и потребовал, чтобы я вспомнил свой первый опыт курения смеси несколько лет назад. Тогда я упал, но снова встал на ноги за счет того, что он назвал «волей» — я «поднялся с помощью мысли». Он сказал, что это — единственный способ.

Но все было бесполезно: я не мог вспомнить ничего, что тогда делал. Всепоглощающее отчаяние охватило меня, и глаза закрылись.

Дон Хуан схватил меня за волосы, резко встряхнул и приказал не закрывать глаза. После этого я не только открыл глаза, но и совершил нечто совсем уж неожиданное: я заговорил.

— Я не знаю, как вставал тогда.

Я изумился. Ритм был каким-то монотонным, но голос был явно моим. В то же время я искренне верил, что не мог этого сказать, поскольку минутой раньше был не в состоянии произнести ни слова. Я взглянул на дона Хуана. Он смеялся, склонив голову набок.

— Я этого не говорил, — сказал я.

Я снова удивился звуку своего голоса. Но почувствовал некоторый подъем. Говорить в таком состоянии было приятно и даже как-то интересно. Я хотел попросить дона Хуана, чтобы он объяснил, за счет чего я могу говорить, но снова не смог выдавить из себя ни слова. Я старался изо всех сил, но бесполезно — мне не удавалось выразить свои мысли. Отказавшись от этой затеи, я тут же произнес;

— Кто говорит? Кто говорит?

Этот вопрос заставил дона Хуана так расхохотаться, что он даже опрокинулся набок.