— А городской?

— Не подключили. Давай я сама тебя к нему отвезу.

— Не, в Алексин я не хочу, не уговаривай. Борька опять меня в квартире запрет и не выпустит, а я свободы хочу, потому и не молчу. О, рифма! — обрадовалась она как ребенок. — Посадит под замок, а я из окошка скок, как колобок! Опять рифма! — она захлопала в ладоши. Потом дыхнула на нее, и Милана внезапно осознала, что та пьяна. Грязная, больная, пьяная, неизвестно где бродившая все это время и непонятно, чего от нее ожидать… Пальцы невольно потянулись к телефону. Нужно вызвать скорую, пусть заберут ее обратно в больницу.

— Так ты дашь мне увидеться с Аней или нет? — она наконец вспомнила, зачем пришла. — Я хочу с ней поговорить!

— Это ни к чему, уходи! — Милана не знала, как себя с ней вести. С одной стороны, не хотелось вызывать в ней агрессию, а с другой — выполнить ее просьбу она не может. Дочь не готова, да и Ирка в таком ужасном виде, что напугает любого.

— Пусти!

— Оставь ее в покое. Ты уже сделала свой выбор, обратной дороги нет. Пожалуйста, уходи, — старалась говорить спокойно, но голос все равно дрожал от напряжения.

— Нет, я буду ждать ее здесь до тех пор, пока она не выйдет! Сколько она еще будет от меня прятаться?! Я хочу объяснить ей, почему так объяснила! Период у меня такой был, неблаго… блада… неблагоприятный, во! — Она наконец выговорила это слово. — Если не хочешь, чтобы я стола под дверью, пусти меня в квартиру прямо сейчас!

— Ты пришла без предупреждения, хочешь вот так сразу вызвать ребенка на откровенный разговор…

— Она уже большая! — прервала Ирка.

— Нет, она еще ребенок, ей восемь лет! Ну скажешь ты ей про свой неблагоприятный период, а дальше что? Что ты хочешь от нее услышать?

— Хочу, чтоб она мамку свою не забывала, не отказывалась от меня! — заявила Ирка и вцепилась в ее плечо. Приблизила затуманенный взгляд с блеском безумия и пригрозила пальцем: — Лучше пусти меня, а то я за себя не отвечаю!

— Не делай глупостей, Ира. Ты же понимаешь: она не готова. Давай в другой раз? Я ей все объясню, подготовлю, и ты подготовишься…

— За дуру меня держишь? — взбесилась Ирка и еще сильнее впилась пальцами в ее плечо, причиняя боль. — Думаешь, я ничего не соображаю? А может, я просто не хочу соображать, а? Жить в этой жуткой реальности, где я никому не нужна? Ни маме, которая стелется перед Борей, ни самому Боре, ни Ане, никому! Все от меня отвернулись. Это они виноваты в том, что я болею! Они довели меня!

В ее глазах стояло безумие, а вместе с тем — невысказанная, спрятанная глубоко внутри и пустившая корни боль. Да-да, она была несчастна, но не хотела этого признавать. После того, как Юлия Максимовна рассказала о диагнозе Ирки, Милана заинтересовалась этой темой, прочитала много статей. Если не изменяет память, то у больных биполярным расстройством часто нет никакой критики к ситуации, своим поступкам, они не чувствуют за собой никакой вины. Вот и Ирка сейчас тоже не винила себя, считала, что Аня сама от нее отказывается и прячется без видимой на то причины, и убедить сестру в обратном просто невозможно. Но глаза все рассказали за нее: как долгие годы пыталась убедить себя, что дочке в детдоме лучше, как искала оправдания и думала, что станет лучше. Не стало! Живет как в аду. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду в настоящем аду. Здесь, на земле. Вот почему не хочет лечиться, вот почему пьет — бежит от реальности! Вот что открылось Милане, когда заглянула в ее глаза.

— Открой дверь! — приказала Ирка.

Милана замотала головой. Лицо сестры перекосилось, глаза опасно расширились, губы побелели. Мгновение — и набросилась на нее с кулаками, вцепилась в волосы, что-то истошно вопя. В эту же сеунду дверь квартиры и вправду открылась, и на лестнучную клетку выбежал Кирилл, сразу начал их разнимать. Милана не помнила, как оказалась внутри, за тяжелой металлической дверью, спрятавшую ее от взбешенной до невозможности женщиной, в которой с трудом можно было узнать ее сестру. Ирка продолжала колотить в дверь, кричать и угрожать, и это продолжалось до тех пор, пока из лифта не вышла бригада санитаров. О чем-то переговорив с Кириллом, они силой затолкали ее в лифт и уехали. Чуть позже, немного придя в себя, Милана узнает, что Кирилл слышал их разговор на лестнице и заранее вызвал скорую, а Ирка увезли в ту же больницу, из которой она сбежала. Но сейчас, пока еще до нее доносились звуки лифта, ей было не до этого. В спальне, уткнувшись лицом в подушку, рыдала Аня. Оказывается, когда Ирка в первый раз позвонила в дверь, она выглянула в глазок и узнала ее, и не решилась открыть. Стояла, прислонившись к стене, и слушала, что она говорит. Потом уже вмешался Кирилл, уладил ситуацию, но Ани хватило и этого. Она видела, в каком состоянии находилась Ирка, узнала в этой замарашке родную мать, стояла возле двери своей спальни и слышала, чем закончился Иркин визит. И вот сейчас эта девочка плакала без остановки, и Милана совершенно не знала, как ее утешить.

— Аня, — осторожно присела на постель дочери и протянула руку, чтобы погладить ее по волосам. Но не решилась. — Анют…

В мире существует так много слов, а она не нашла ни одного подходящего, чтобы прогнать ее боль, чтобы как-то уменьшить страдания. Девочка продолжала лежать, уткнувшись лицом в подушку, и тихо плакать. Плечи ее вздрагивали.

Опять попыталась что-то сказать, но все слова утешения казались фальшивыми, неискренними, нелепыми. Ну скажет ей: «Не плачь», «Все прошло», но разве это залечит раны?