- Мне, пожалуйста, чайничек чего-нибудь романтического, на ваш выбор, - любезно произнёс я, - и вон тот томик поэзии, почитать. У меня сегодня лирическое настроение.

Посетители перепугались не на шутку. Пьяным меня уже видели, а вот романтичным – нет. Самый нестойкий уже ползком пробирался к выходу. Под другим, трясущимся в углу, расползалась предательская жёлтая лужа.

- Отдыхать желаю на втором этаже, - продолжил я, - у окна с видом на центральные ворота. И да, - я повернулся к залу, - если есть желающие поговорить о лохранской поэзии, я буду только рад.

Отсыпав золотишка всё ещё не пришедшему в себя хозяину, я прошествовал мимо, на второй этаж. Да, репутация - страшная сила. Она летит впереди тебя, а народ, не дожидаясь, уже падает штабелями или разбегается в стороны.

Может оно и к лучшему. По крайней мере, мне никто не будет мешать. Принесли чайку, фарфоровую чашку и каких-то тонюсеньких печенек. Я сделал маленький глоток. О, а ничего чаёк, нормальный. Из серии травяных, я как раз такие люблю. Так что, устроившись поудобнее, я раскрыл для вида томик поэзии и принялся наблюдать за воротами.

Ждать пришлось не очень долго. В проёме ворот показался одетый в чёрную хламиду оборванец, в котором я с трудом узнал Чхве Хана, всё же иллюстрация в новелле и настоящий человек – вещи немного разные. Дальше всё пошло согласно сюжету. Стража потребовала подорожную, которой у оборванца, естественно, не оказалось. Помявшись у ворот и бросив злобный взгляд на грозно глядящих представителей закона, Чхве ретировался, скрывшись в придорожных кустах. Что ж, теперь мой выход. Я допил чай, спустился вниз, прихватив коробку с печеньем. На лестнице на меня чуть не налетела какая-то девушка из посетителей, и, узнав во мне мажора-дебошира, с писком забилась в дальний угол. Я подошел к ней и, глядя в расширившиеся от ужаса глаза произнёс:

- Возьми печеньку, красавица.

Та, совершенно на автопилоте протянула руку и взяла сладость.

- Здесь хорошая кондитерка, - продолжал я. - Ты кушай, кушай, Федора Егоровна.

Этого девица уже не вынесла и со сдавленным воплем вылетела наружу, даже не поинтересовавшись, что такое «Федора Егоровна». Или может она решила, что это такое изощрённое ругательство? Я пожал плечами, вежливо поблагодарил хозяина заведения, и отбыл. Сейчас Великий Герой должен забраться на стену и при спуске неудачно упасть, повредив ногу. Тут-то я его и заграбастаю. Где бы он мог приземлиться? А вон же он! Фигура в балахоне, прижимаясь к краю крепостной стены, оглядела улицу, и, перемахнув через зубец, начала медленно ползти вниз. Где-то на середине его нога сорвалась, и Чхве мешком рухнул в тёмный проулок. Отлично. Не придётся искать по всему городу.

Я мимоходом сграбастал с лотка торговца копчёную курицу (уж больно вкусно пахла зараза) и, кинув продавцу золотой (сильно переплатил), свернул к месту приземления объекта моего пристального интереса. Так, и где же он?

Никого. Пустой переулок. Лишь что-то зашуршало под соломенной крышей соседней развалюхи. Я остановился и почесал в затылке.

- Мяу! – раздался требовательный кошачий крик. – Мяу. Мурмя!

Я посмотрел вниз и увидел пару котят, рыжего с золотистыми глазами и серого-полосатого, но с голубыми. Рыжий подошёл поближе, и, встав на задние лапы, начал требовательно скрести мою штанину когтями.

- Мряу! – потребовал он.

Ну, всё с тобой ясно. Курица. Я присел на корточки и начал сдирать с аппетитно пахнущей куриной тушки запечённую золотистую кожу.

- На, кушай. И ты тоже, - я протянул котятам два куска шкуры.

Те подошли ближе, выхватили из моих рук куски куряки и урчанием отпрыгнули в стороны. Я не двигался. Котята поглядели на меня и тоже не стали удирать, в надежде на новую порцию.

- Что, ещё хотите? – поинтересовался я. – Ну на. Забирай.

Так мы просидели минут десять, я кормил котов, периодически отправляя в рот аппетитные кусочки грудинки. Пахло обалденно. Под соломой зашуршало сильнее и, наконец, я услышал то, на что рассчитывал. Сдавленное урчание, переходящее в рык.