— Понимаю, — тихо сказала Эмма, беря его под руку.

Они пошли рядом, медленно и неспеша, как две подружки, которые решили подышать свежим воздухом перед сном. Так должно было выглядеть со стороны. Но теперь Эмма знала правду, и ее не могла обмануть ни женская аура, ни цветохрон. Она видела перед собой мужчину, даже когда очень старалась забыть о разоблачении.

С некоторых пор изображать внешнее спокойствие стало сложно, но еще сложнее было справиться с чувствами, которые вызывал у нее Вейрон Дорн. Этот мужчина нравился ей и раньше, она восхищалась командиром ястребов, и вопреки тому, что говорила Бригитте, гордилась боевыми магами, защищающими страну. Эмма знала о подвигах воинов, а сколько слышала от своей соседки по комнате в общежитии! Та могла говорить о Ястребах часами, а их командир едва ли не причислялся ею к святым.

И вот, оказывается, все время отбора он был рядом. Обнимал ее вечерами, держал за руку днем...

В роли леди Дракхайн Ястреб тоже казался хорош. Эмма искренне прониклась к необычной девушке, которую изображал Дорн, и даже полюбила ее, разумеется, как подругу. А потом, когда открылась правда, Эмма пришла в настоящую ярость, ведь ее обманули, подставили, сделали посмешищем в собственных глазах. Тогда ей показалось, что никогда не простит…

Но стоило совсем немного остыть, и Эмма поняла, что Вейрон никогда не пытался унизить ее, даже напротив…

Все действительно было сложно, но идя по дорожке рядом с Ястребом, Эмма честно призналась себе в том, что ей хотелось быть рядом, и далеко не из-за сочувствия, о нет. Ей нравилось смотреть в его глаза и чувствовать рядом его спокойную силу, разговаривать и вместе молчать.Его близость будоражила ее, заставляла быстрее бежать кровь по венам.

Не зря Эмма считалась лучшей на курсе — если бы она не могла понять себя саму, то вряд ли помогла бы другому.

Вейрон как раз свернул с тропинки, следуя к небольшой беседке, увитой розами. Он снова ускорял шаг. Эмма тяжело вздохнула: она понимала Ястреба: сложное задание и высокая ответственность требовали от него предельной концентрации. А тут еще чувства, которые он к ней испытывает... В том, что она ему нравится, если не сказать больше, Эмма теперь не сомневалась, ведь когда он показал ей ястреба, то полностью открылся перед ней. Не осталось ни щитов, ни секретов. Они словно стали единым целым, и тот поцелуй после… Ох, что это был за поцелуй, щеки вспыхнули от одного только воспоминания.

 Вейрон, будто почувствовав что-то, внимательно глянул на нее, и Эмма попыталась отстраниться, но он приобнял ее за талию и, развернув к себе, остановился.

— О чем ты думаешь? — спросил он тихо.

От посторонних глаз их скрывала беседка, но здравый смысл все же потребовал от Эммы напомнить Ястребу об осторожности.

— Я размышляю над словами Донована, — отозвалась она, упираясь ладонью в его грудь и делая шаг назад. — Судя по всему, настоящей леди Бригитте и правда придется выйти замуж за красхитанца.

— Сочувствуешь ей? — Вейрон так и не выпустил Эмму из объятий, только переместился, загородив вход в беседку собственной широкой спиной и создав вокруг полог тишины. — Но ты ведь сама говорила, что Мордиш тебе нравится. Столь пылкий влюбленный — чем не мечта для юной девушки?

— Ну, во-первых, влюблен он в тебя, как бы ужасно это не звучало. А во-вторых, мы разрушили настоящей Бригитте жизнь.

— Не мы, Эмма, — поправил ее Вейрон, — а политика. Ты наверное забыла, что леди Дракхайн — верная подданная короля, а потому сочтет за счастье…

— Да-да, — Эмма отмахнулась от его слов, — я слышала речь твоего друга. И помню, как ты сам сделал мне предложение. Всем женщинам брак несомненно должен приносить только радость и счастье. Это же великая честь, быть выбранной мужчиной!

Вейрон покачал головой и отпустил Эмму.

— Если одна мысль о том, чтобы оказаться замужем за мной, повергает тебя в такую ярость, то Тереза права.

— Тереза? — Эмма прищурилась. — Интересно, и в чем же?