– Отстань! Ты, ты… гамадрил!

– Я не знаю кто такой гамадрил, но мне уже нравится, что ты придумываешь ласковые прозвища в постели! Это так нежно и трогательно!

– Я не хочу! Выпусти!

– Как здорово, что ты не сдаешься, а заводишь своей неприступностью!

В общем, достучаться до мозга Рудэя у меня не выходило решительно, складывалось ощущение, что этот орган вышел куда-то погулять, оставив голову исключительно для одной цели – еды. Что я и наблюдала недавно.

Рудэй забрался таки рукой куда стремился, попытался дернуть за резинку последнего оплота моей… не девственности, конечно, и не стыдливости… Но, по крайней мере, непокорности его воле…

Я несколько раз выругалась так, что даже от себя не ожидала, да что там от себя – от Рудэя не ожидала такого услышать, и недоимператор вдруг остановился, замер, даже действовать перестал и приказал:

– Смейся!

– Ты издеваешься?

– Смейся, я тебя умоляю!

Звучало как приказ, но слова были скорее просящие.

И я попыталась расхохотаться. Вспомнила предыдущие высокопарные пассажи Рудэя и… получилось.

Он выдохнул, отпустил и откатился.

– Да ты совсем с ума сошел? – рыкнула я в сторону Рудэя, спешно поправляя одежду. – Не смей больше так! Слышишь! Никогда не смей!

Недоимператор замер, в полулежачей позе «падишаха» на отдыхе. Я заметила, что его «падишах» начал снова требовать наложницу.

Рудэй вскочил с постели, схватился за голову и прокричал:

– Джас! Смейся! Смейся! Как можно громче! Только так я могу себя контролировать! понимаешь? Себя и… его!

Он забавно скосил глаза вниз, где ОН опять принимал позу «по стойке смирно».

Вот же… дьявольский… отросток!

Я попыталась расхохотаться и пока я этим занималась, спутник начал метаться по помещению, что-то разыскивая в наших сумках.