Я перевел взгляд на монитор, расположенный на противоположной стене, на котором был виден операционный зал. Элен расположилась на перепачканном кровью операционном столе. Я растерянно наблюдал, как медсестры прислонили к ее спине пластмассовую подставку, чтобы она могла сидеть на столе прямо. Довольно странная поза для операции, подумал я. Один из закутанных по самые уши врачей начал дико жестикулировать руками и что-то оживленно говорить Элен, но она только отрицательно помотала головой. Одна из сестер принесла огромное, высотой почти с человеческий рост зеркало и поставила его перед операционным столом.

— Достойная восхищения женщина, — снова произнес Зэнгер и выпрямился на своих неверных ногах. — Думаю, что если бы она только могла, она бы и из головы себе вырезала опухоль сама. Но этого даже мы не можем. Так у нее по крайней мере есть чувство, что она сама несет за себя ответственность… Он со вздохом покачал головой и на прощание кивнул мне. — Мне хотелось бы быть поблизости, когда она лишится сил, — сказал он и направился к выходу. — Позже мы еще увидимся.

Я не стал смотреть вслед старику. Как зачарованный я наблюдал по монитору, что происходит в операционной. Элен сама себя уколола в живот длиннющим, с ладонь, шприцем, в котором, наверное, содержалось обезболивающее средство. Только теперь я понял, что имел в виду Зэнгер и что собиралась сделать молодая докторша: она действительно хотела оперировать себя сама!

С явно видимым, несмотря на закрытое лицо, отвращением одна из сестер в зеленом халате протянула Элен скальпель, который Элен приставила к своему обнаженному тем временем животу. Она сделала надрез, и мне стало дурно до тошноты. Я не хотел, не мог видеть, что она будет делать дальше, и закрыл глаза. Но даже простое представление того, как Элен оперирует сама себя, было едва ли легче перенести, чем наблюдать происходящее дальше, и словно в наказание за то, что я закрыл глаза, к изображению на картинке монитора прибавился еще и звук. Сначала раздался какой-то электрический треск, а затем я услышал напряженный голос Элен.

— Я облитерирую мелкие кровотечения, — решила она.

В ужасе я снова посмотрел на монитор. Она действительно сделала это! Элен собственноручно надрезала себе живот примерно на десять сантиметров. Из зияющей раны сочилась густая кровь, а молодая докторша была бледная как мел. На лбу у нее выступил холодный пот, и я видел, как слегка дрожали ее руки. Но она не сдавалась, она не пыталась смотреть в сторону, а очень внимательно наблюдала за каждым своим движением, глядя в зеркало, которое стояло прямо перед ней.

— Пожалуйста, электрокоагулятор, — тихо сказала она.

Одна из закутанных фигур протянула ей какой-то прибор, который выглядел как тонкий голубой карандаш. Из его заднего конца вел электрический провод, исчезавший где-то за спинами докторов и медсестер. Рыжеволосая докторша провела этим карандашом по краям раны, и ей даже удалось на время этой процедуры полностью остановить дрожь в своих руках, но на ее лице были явственно написаны страх и ужас. Одна из сестер подошла к ней ближе и вытерла пот у нее со лба ватным тампоном. Качество изображения на мониторе, по которому я следил за происходящим, было исключительно великолепным. Я мог различить даже складочку напряжения, образовавшуюся на переносице Элен.

Докторша отложила странное устройство, которым она обработала края надреза, и взяла что-то, что выглядело как гигантский пинцет. Она осторожно погрузила его глубоко в брюшную полость. Из громкоговорителя под монитором было слышно тяжелое дыхание. Перчатки телесного цвета, надетые на руки Элен, были темные от крови и неприятно контрастировали с почти белым цветом ее кожи. Она все еще манипулировала похожим на пинцет инструментом в огромной открытой ране, которую она сама разрезала скальпелем. Врачи и медсестры, полукругом обступившие ее, молча наблюдали за ее действиями.

Я не был уверен, удивляться ли ее мужеству и стойкости, или презирать ее за бессмысленное ухарство, с которым она, будучи опытным хирургом, решилась на подобную операцию на своем собственном теле. В любом случае мне было невыразимо дурно, и желудочный сок, поднявшийся по пищеводу, больно жег мое горло. Что, черт возьми, может заставить человека, хотя бы даже и медика, делать операцию у себя в животе? Неужели ее профессиональная гордость зашла так далеко, что она не могла никого другого подпустить к своему телу, или страх заставил ее поступить именно так? Или то, что я сейчас видел перед своими глазами на мониторе, было вариантом медицинского харакири? А может быть, все вообще по-другому, и профессор Зэнгер что-то с ней сделал? Может быть, он угрожал ей. Но если это так, то что могло быть настолько ужасным, чтобы она предпочла такую мученическую смерть, чем те последствия, которые ее ожидали?

— Пульс… — из громкоговорителя донесся тихий женский голос.

— Больше никаких болеутоляющих! — властно произнесла Элен, ни на секунду не отрывая своего внимания от того, что она делала со своим телом. — Я буду… — она остановилась. Видимо, она заметила, как малы ее силы, и решила не пускаться в дискуссии. Вместо этого она тихонько взмахнула рукой в направлении одной из медсестер. — Тампон, — слабым голосом приказала она.

Вместо ватного тампона стоящая ближе всей к ней помощница вытерла ей пот со лба ладонью. Да ватного тампона теперь и не хватило бы, чтобы вытереть весь пот, который потоком стекал со лба Элен, смешиваясь с кровью на ее руках.

— Сердцебиение слишком частое, — проговорил на этот раз уже мужской голос.

На лице Элен нервно дернулись мышцы. Она медленно достала инструмент из раны. Я не хотел туда смотреть. Я не мог требовать от себя рассматривать в деталях то, что Элен достала из своего тела, в конце концов, меня никто к этому не принуждал. Но ужас парализовал меня. Я не мог даже моргать, не говоря уже о том, чтобы отвернуться от монитора.

— Я уже… — нервно прошептала докторша еле слышно. Я видел, как задрожали ее руки. — Пожалуйста…

Вдруг этот пыточный инструмент вывалился у нее из рук, и она резко наклонилась вперед, почти падая с операционного стола. Две медсестры быстро подхватили ее за плечи и вернули ее в прямое положение.

— Она отключается! — услышал я женский крик. — Мы должны…

И тут изображение с монитора исчезло.

Несколько минут, которые показались мне часами, я в отчаянии сидел, уставясь в монитор, и ждал, с колотящимся сердцем, в страхе и напряжении, что то изображение, которое я недавно еще совсем не хотел бы видеть, появится снова, но этого не случилось. Через несколько мгновений даже мелькавшие на мониторе белые и черные точки исчезли и монитор погас. Единственное, что осталось, это мрачное незнание того, что произошло в последние секунды и что теперь делали с Элен.