— Ты привел скифов? — с удивлением переспросил Филипп, — разве царь Иллур уже здесь? Мне сообщали, что его войска лишь недавно покинули Истр, осадив Мессембрию и Апполонию.

— Нет, — отмахнулся Федор от такой перспективы, — царь Иллур все еще там, вероятно. Со мной лишь небольшой отряд его всадников, триста воинов.

И добавил со значением:

— Во главе которых стоит его кровный брат Алексей Ларин.

Филипп нахмурился еще больше, словно имя это было ему известно, но приятных воспоминаний не доставляло.

«Леха что, и этого знает? — не поверил своим глазам Федор, — вот ведь, действительно, везде поспел». Македонский царь ничего больше не говорил, а уточнять, так ли это на самом деле Федор не стал. Вместо этого, начальник экспедиционного корпуса постарался перевести разговор в другое русло.

— В моей армии одна пехота, — пояснил он, как бы извиняясь, — а эти триста воинов все-таки добавят мне быстроты и возможности для маневра. Кому, как не македонцам, знать, что такое конница.

Он чуть было не сказал «хорошая конница», но не стал терзать больное самолюбие македонцев. Ведь именно их великий предок Александр сделал из вспомогательной конницы главную ударную силу в сражении. Скифы же осознали, что жизнь в степи без коня это не жизнь так давно, что еще и Александр не родился на свет. Но Федор был здесь не для того, чтобы устанавливать справедливость и промолчал.

— Ты прав, — неохотно признал Филипп, поглаживая свою бороду в задумчивости, — но у тебя еще есть флот. И если что-то пойдет не так, он нам тоже понадобится. Объединив наши корабли с ахейскими, мы сможем блокировать залив и Этолию с моря.

— Если только Афины не придут им на помощь, — не удержался Федор.

— Думаю, до этого не дойдет, — отмахнулся Филипп, — разбив этолийцев на суше, передо мною откроется путь в глубину Греции. А по суше до Аттики совсем недалеко. Так что, жители Афин, скорее всего, проявят благоразумие и предоставят этолийцев мне.

«Ого, — только и подумал Федор, — вон ты куда замахнулся. Царь всея Македонии и Греции. Не торопись. Поживем, увидим, как тут все повернется».

Филипп, между тем, вновь обвел военачальников своим тяжелым взглядом и неожиданно объявил:

— Совет закончен. Завтра утром армия выступает в поход. А ты, Федор, отправляйся к себе в лагерь и тоже готовься. Демофонт прибудет к тебе через несколько дней с последними новостями о наших успехах.

«Ну наконец-то, — выдохнул Федор, у которого уже давно свело желудок от голода, — с этой войной и поесть некогда».

— Сейчас же, по обычаю, мы можем отпраздновать этот великий день.

Царь сделал знак и один из военачальников открыл дверь в соседний зал, в котором Федор разглядел огромный стол, ломившийся от всевозможных яств и кувшинов с вином. Издав счастливый вздох, Федор проследовал за всеми, подгоняемый чувством жажды и волчьего голода.

Впрочем, усталость быстро взяла свое. Подняв несколько чаш за здоровье царя и процветание Македонии и выслушав вдвое меньше ответных тостов, Федор быстро захмелел. Чтобы не заснуть прямо здесь, он отпросился у Филиппа на ночлег и получил разрешение. Сам же царь, позвав наложниц и музыкантов, похоже, собрался пировать до утра.

Чайке предоставили апартаменты в том же особняке, Леху с солдатами хотели отправить в казармы, находившиеся в паре кварталов отсюда. Но Федор напомнил Филиппу о том, что Ларин представитель царя Иллура. При упоминании этого имени Филипп вновь слегка нахмурился, но зато Лехе тоже нашлось место в особняке. В примыкавшей к дальнему крылу здания пристройке.