Рон смотрел на свое отражение в глянце столешницы. Как зыбко все в этом мире, как зыбко. Одно кривое слово, мысль, шаг и в своем отражении ты увидишь себя другого, такого, с каким самому не пожелаешь встречи. Как Мартин мог предугадать это воспоминание? Рон ровно до этой минуты ничего не помнил о Ники. Значит, Мартин знает больше, чем говорит. Рон всецело доверял Мартину, и мысль о том, что доктор скрывает часть открывшейся ему информации, ничуть не встревожила Рона.

За дверью послышалось движение. Рон поднял голову. Прошел час? Рон даже не заметил этого времени. В открывшемся проеме материализовалась Джудит.

– Доктор будет через несколько минут. Вы разрешите?

Взгляд Джудит указал на поднос с бокалом остывшего чая и вазой нетронутых конфет.

– Да, конечно. Спасибо.

– Пожалуйста.

Изящным движением руки Джудит подхватила поднос и, мило улыбнувшись Рону, растаяла в открытой двери. Из приемной послышались голоса. Кажется, один из них принадлежал Мартину. Говорить или нет про Ники?

– Мистер Митчелл? Как провели время?

Мартин Гиббс вошел уверенным шагом хозяина.

– Я вспомнил про Ники. Все – от начала до конца.

– Расскажете?

– Нет.

Мартин молча кивнул, понимая и принимая нежелание Рона пережить все заново. К этому воспоминанию он никогда не вернется. Именно это умение – раз и навсегда провести черту между прошлым и настоящим – позволит Рону жить дальше.

– Я тоже хочу спросить, доктор…

– Да?

– Вы знали, что я вспомню?

– Предполагал.

– Но как?

– Я – Мартин Гиббс.

Настала очередь Рона согласно кивнуть головой, принимая ответ доктора. Мартин широко улыбнулся. В действительности он по другой причине оставил Рона одного. Слова о необходимости подумать были лучшим поводом задержать его без всяких объяснений. Но Мартин Гиббс не позволил бы даже самому себе усомниться в собственной гениальности. В этом мире каждое внешнее проявление подчинено логике внутреннего развития, что исключает всякие случайности. Эта теория Мартина давала ему полное право присвоить внезапному воспоминанию Рона собственное имя.