— Орден тамплиеров отмолит мои грехи, молодой человек. Как уже простил долги мои и моих предков. Кстати, белые ленты носили те, кто получил от меня задаток за службу. Я сказал им, что это нужно для памяти, дабы не перепутать с другими воинами. Глупцы, что рвались отдать за тебя жизни, ходили как раз без ленточек. Ты сам оставил их в осадном лагере, на расстрел из русских пушек. Теперь прости, мне нужно отправляться. Слуги уже сворачивают лагерь и собирают обозы, валлийцы ждут команды выступать. Я лично поведу их в погоню за Жаном Бесстрашным. Мне тоже нужно заслужить обратно свои поместья. Прощай!
Лорд Кент дал шпоры и помчался к своим полкам.
Генрих ощутил, как в душе что-то дернулось, оборвалось. Он стоял на земле, но в то же самое время падал с невероятной высоты, чтобы размазаться о камни. Победа, власть над императором, слава — все это только что, всего миг назад было в его руках. И вдруг…
Душа долетела до камней и разбилась вдребезги, словно соскользнувшая из окна ваза. Генрих выронил меч на траву, опустился рядом с ним на колени и заплакал. А мимо шли и шли храбрые английские воины, чтобы добывать славу для себя и победы для своего повелителя. Одинокий человечек никого из них не интересовал. Кому нужен король без королевства, дворянин без копья, рыцарь без имени? За него даже выкуп платить некому.
По виду дворянин, на деле — пустота.
Сражаться за Париж не пришлось. В последние десять лет ему досталось немало испытаний. Сперва его завоевала партия бургиньонов, затем, после правильной многолетней осады с разорением окрестностей, отбила партия арманьяков. После их поражения при Арфлере — в столицу опять ворвались бургундцы. Они сами ушли с богатой добычей, едва узнали, что в их земли тоже пришла война. Остались лишь наместники с перьями и печатями. При виде серьезного врага они предпочли немедленно исчезнуть.
Настроение города напоминало состояние многократно изнасилованной невольницы, которой уже все равно, кто еще и что станет с нею делать.
Однако это состояние неожиданно перешло в необычайное оживление, когда рыжая Бретонская герцогиня вновь громогласно объявила свой девиз: «Един Бог на небе, един князь на земле! Я принесла вам мир!». Именно о мире Франция сейчас и мечтала превыше всего. И потому скромные силы великого князя и императора быстро обрели в городе всеобщую поддержку. Сильный правитель не станет разорять сам себя и воевать сам с собой. Он не позволит мелким дворянам затевать свары и нападать на соседские селения. У сильного правителя границы находятся где-то далеко-далеко, и о стычках на них обыватель обычно даже и не знает. Вместе с мощью огромной империи во Францию наконец-то приходил покой…
Великий князь въехал в замок Лувр, еще не перестроенный из шестибашенной боевой крепости в дворец роскоши. Именно здесь он и подвел итоги долгого лета, передав Гиень в качестве удела теперь уже князю Константину Дмитриевичу, часть поместий арманьяков — Темюр-мирзе; королевский домен и еще часть земель взял в казну, туда же попали владения Ланкастеров и Уэльс; Девоншир, Корнуэлл и Андулем достались теперь уже графу Антониусу ван Эйку. Наместником трех островных королевств стал герцог Роберт Стюарт Олбани, наместницей Турени, Анжу, Бургундии и Шампани — герцогиня Изабелла Бретонская.
Единым указом великий князь утвердил все дарованные воеводами за службу уделы действительными — и на сей завершающей точке война была завершена.
— А теперь, — поднялся с трона Вожников, — приглашаю всех на пир!
— Какая же я все-таки дура, — со вздохом взяла его за руку воительница, чтобы пройти в залу вместе с господином.
— Почему, моя красавица? — не понял причин такого пессимизма великий князь.
— Потому что ты тоже оказался человеком слова. И чего я, дура последняя, остановила Егорку-бродягу, когда он собирался пообещать мне что-то еще?
Эпилог
В сырую и холодную каменную нору свет проникал через крохотное окошечко, и его хватало только на то, чтобы отличить день от ночи. Да и то не всегда. Счет дням узник потерял давным-давно, а кандалы, стершие в кровь руки и ноги, стали ему столь привычны, что он больше не ощущал боли.
Однако пришел час, когда палачи вырвали несчастного и из этого жалкого состояния — сняли узы, подхватили под мышки, поволокли по гулким коридорам и бросили на пол у ног аббата Авиньонского университета.
— Вот ты и дождался своей кары, Августин! — сурово объявил ему аббат. — Сам папа Мартин, узнав о твоем покровительстве ведьмам и богохульникам, приказал продать тебя сарацинам! Только там, в рабстве и дикости, тебе и место. Тьфу!
Священник презрительно плюнул на спину священника и вышел. И в тот же миг отец Августин лишился рассудка. Ибо ему причудилось, что вместо того, чтобы бросить в телегу для невольников — его опустили в теплую ванну, усыпанную для запаха розовыми лепестками, и наполненную не водой, а каким-то белесым раствором, солоноватым на вкус и мелко покалывающим раны, а вместо очередных кандалов надели новую рубаху из легкого льняного полотна. После этого его ноги и руки умастили цветочными маслами, прикрыли тряпицами, а самого отнесли на постель, накормили паштетами воистину райского вкуса и напоили сильно разведенным сладким вином.
После нескольких дней такой жизни раны на теле монаха затянулись, худоба прошла, и он даже начал ходить сам. Еще через несколько дней он уверенно перемещался уже по всему дворцу, без труда ел цыплят и рыбу, принимал лечебные ванны. Спустя неделю незнакомый послушник принес ему чистую новенькую рясу из какого-то дивного, мягкого и шелковистого, тонкого, но теплого материала. А потом появился ангелочек в голубом платье и с синей вуалью на голове, присел с поклоном, попросил пойти с ним.