Глава четвертая

Римо посмотрел на пистолет. По тому, как его держат, всегда можно понять, когда спустят курок.

Большинство людей этого не замечает. Если на них направлено оружие, они уже не вглядываются, как у нападающего лежат пальцы на курке и в каком месте руки больше натянута кожа. Этому нужно учиться. Ведь и точно попасть битой по мячу – вещь невозможная для того, кто никогда не видел раньше бейсбольного мяча, но для игрока высшей лиги – пустяковое дело.

Итак, Римо понял, что человек пока не готов спустить курок. Об этом ему сказали недостаточно напряженные пальцы.

– О"кей, спасибо за предупреждение, и приходи, когда созреешь, – сказал Римо и закрыл дверь.

Чиун сидел перед телевизором в позе лотоса. Старые актеры вновь помолодели на экране телевизора, привезенного на Бакью из Штатов вместе с видеокассетами. Чиун не любил новомодные «мыльные оперы», те, где «много секса и насилия», – он называл их богохульными и наотрез отказывался смотреть. Поэтому он был обречен постоянно пересматривать старые записи – «единственно стоящее в вашей культуре, по-настоящему великое искусство».

Одно время Чиун носился с идеей написать «мыльную оперу», но сочинение ее названия, посвящения и текста речи, которую он должен будет произнести по случаю присуждения ему премии, отняло у него столько времени, что писать уже было некогда. Римо из благородства никогда ему об этом не напоминал.

– Что случилось с любовью, добрыми отношениями и браком? – спросил Чиун. И сам ответил: – Ничего.

Он произнес слова одного из персонажей, доктора Чаннинга Мердока, который сообщил Ребекке Уэнтворт, что ее мать умирает от неизлечимой болезни и что он не может ее оперировать, потому что знает, кто является настоящим отцом Ребекки.

Органная музыка подчеркивала драматизм действия. Губы Чиуна перестали шевелиться – началась реклама. Рекламировался очиститель, в котором чего-то было больше, чем в других. Даже по этой рекламе можно было понять, насколько стар фильм: ведь сегодня в рекламе очистителя упор делался на том, что «этого» в нем совсем нет.

– Кто приходил? – спросил Чиун, пока шла реклама.

– Да никто. Какой-то англичанин.

– Никогда не говори плохо об англичанах. Генрих Восьмой всегда расплачивался сразу и делал заказы регулярно. Добрый и благородный Генрих был благословением для своего народа и гордостью расы. Своим примером он доказал, что мужественное сердце корейца может биться и в груди человека с совершенно противоестественным разрезом глаз.

– Ты представляешь, чем тебе придется здесь заниматься? – спросил Римо.

– Да, – ответил Чиун.

– Чем?

– Смотреть, что еще случится с Ребеккой.

– С Ребеккой? – переспросил Римо, не веря своим ушам. – Господи, Ребекка проживет еще семь лет, ее четырнадцать раз прооперируют, она сделает три аборта, станет астронавтом, проведет политическое расследование, будет работать в конгрессе, ей удалят матку, изнасилуют, на нее совершат покушение, еще до того, как закончится ее контракт со студией, она получит в наследство универсальный магазин, после чего попадет под грузовик, направляющийся в Детройт.

Чиун беспомощно шарил глазами по сторонам, как бы силясь отыскать кого-нибудь, с кем можно поделиться потрясением от такого чудовищного злодеяния. Вот так взять – и все рассказать! Скольких часов блаженства лишилась его бедная, мягкая, нежная душа! Но в комнате не было никого, кроме неблагодарного ученика.

– Вот уж спасибо так спасибо, – проговорил Чиун голосом, полным муки.