Что ж, понятно, почему Сэм не утруждал себя анализами ДНК. Явно очередь за таким наследством не выстраивалась. Мара повернула медную ручку, толкнула дверь, с трудом нащупала выключатель. Необычный, круглый, с острым длинными рычажком. Комната оказалась тесной, у стены жалась двухъярусная кровать, как толстяк, который старается занимать поменьше места в пространстве, но удается плохо. Кровать была старая, деревянная, сбоку кто-то вырезал на ней ножичком кривые узоры. Похожий орнамент был вышит красными и черными нитками на покрывалах. Несколько книжных полок, комод и гардероб с зеркалом – вот и весь интерьер, от которого на полу осталось от силы метр на метр свободного места. И на этом клочке пола лежал полосатый коврик ручной работы. Хоть какой-то уют, пусть его и создали, видимо, задолго до рождения Мары.
Девочка выпила горький какао, от которого на языке остался мучнистый осадок, переоделась в теплую флисовую пижаму и нырнула под одеяло нижней кровати. Пружины жалобно скрипнули под ней, и Мара со вздохом подумала, что тридцать дней, в сущности, не так уж и много. Один ведь уже прошел.
Повертелась, жалея, что не может сейчас перевоплотиться, расправить крылья вместе с Нанду или послушать ворчание соседок по комнате. Долго смотрела наверх, считая деревянные рейки, старалась разглядеть в темноте потертые корешки книг. С трудом уснула, когда в небе показались первые мазки рассвета. Неизвестно, сколько длился ее сон: один час или несколько, но когда она разлепила глаза, голова стала тяжелой и мутной. И не успела Мара мысленно поставить галочку, что первая ночь закончилась, как мимолетный взгляд в окно чуть не вышиб ее из кровати. С улицы на нее хмуро взирало чье-то лицо.
Глава 3. Добро пожаловать в Иллуаасак
Перебирая в уме все варианты защиты и нападения, Мара незаметно двигала ноги к краю матраса, готовая в любой момент спрыгнуть. Первый испуг прошел, и она отметила, что незнакомец за окном юн. Скорее, мальчишка, чуть младше нее, пожалуй. Лицо круглое, детское. Кажется, кто-то любит плюшки. В драке она такого уделает, особо не напрягаясь. Интересно, в Канаде вообще никто не знает о существовании занавесок? Потому что тогда она с удовольствием принесет им благую весть.
В конец осмелев, Мара медленно, по-кошачьи, встала и направилась к окну. Парень замер, с каждым ее шагом его раскосые глаза расширялись от ужаса. И вот, почти у самого подоконника, она вдруг резко дернулась вперед, выставив подбородок и сделав страшную хулиганскую рожу. Такими физиономиями пользуются банды трудных подростков, когда выясняют отношения стенка на стенку. Несчастный юнец взвыл, рухнул навзничь с табуретки, на которой стоял. С воплями вскочил и бросился прочь. Ябедничать, судя по всему. Мара расхохоталась. Ее-то совесть была чиста: нечего пялиться в чужие окна.
– Вижу, ты развлекаешься, – раздался за ее спиной голос Сэма.
Девочка обернулась, ее улыбка растаяла.
– У вас тут принято подглядывать? – с вызовом спросила она.
– Я дам тебе шторы. Снял их, потому что с ними темно. С этой стороны дом моего сына, мне не от кого прятаться.
– Видимо, есть от кого. Раз любой мальчик может залезть к вам в окно.
– Не любой. Это твой кузен Роб.
– Кто? – нахмурилась Мара.
Она проспала момент, когда ей рассказывали о братьях и сестрах?
– Сын Илы. Он слышал, что ты приедешь. Хотел познакомиться, наверное.
Ясно. Не успела сказать «здрасьте», и уже плохая. Обидела бедного родственника. Мара даже не собиралась оправдываться. На лице этого мальчишки было все, что угодно, кроме желания познакомиться. Убить? Испепелить взглядом? Пожалуй. Но никак не раскинуть братские объятия. Но теперь уже никому ничего не докажешь. Со стороны все выглядело наоборот. Ребенок к ней с открытой душой, а она его шуганула, да еще и со стула уронила. Пальцем не прикоснулась, но синяки все скажут сами за себя. Не хватает только, чтобы Ила или его жена видели, какую рожу она скорчила их сынишке.
– Мне жаль, – неубедительно пробормотала Мара.
– Сомневаюсь. Но ты защищалась. На твоем месте я поступил бы так же, – и Сэм вышел, прикрыв за собой дверь.
После кружки крепкого кофе, словно туда бросили пару ложек дегтя, и куска хлеба с соленой рыбешкой, Мара накинула куртку и вышла на улицу осмотреться. Порыв ветра принес знакомый запах моря, и в просвете между домиками показалась синяя гладь. Другой цвет, непривычный. Не такие волны омывали Линдхольм. И хотя Балтийские воды бывали разными, то чернильными, то бурыми, то серебристыми, как жидкая ртуть, сразу стало понятно, что здесь все иначе.
Поселение было небольшим и безликим. Из-за полного отсутствия деревьев появлялось ощущение чего-то фабричного, временного. Как бытовки рабочих на стройплощадке. Одинаковые домики, обшитые белым, серым или зеленоватым сайдингом, торчали на сваях из плоской твердой почвы. Какие-то мхи и травы пробивались на поверхности, даже мелкие цветочки, отчего местами земля казалась припудренной. Чуть правее, на самом побережье, высился шпиль. То ли ратуша, то ли церковь без креста. Слева проглядывали из морского тумана горы в снежных колпаках.