Мореплавателю, жадно хватавшему ртом воздух и напряженно работавшему руками, удалось направить посудину точнехонько между двумя скалами. Но вдруг вода плеснулась под воздействием налетевшего ветра, суденышко швырнуло влево, и сразу треснула прикрученная лианами «оглобля». Именно так Серега называл подводные опоры, обеспечивающие устойчивость тримарана, — правая оглобля и левая оглобля. Передняя стойка этой оглобли от удара сломалась, и доска уперлась в едва виднеющийся из воды остроконечный камень. Лодку резко развернуло поперек пролива.

Сергей быстро перебежал на корму и оторвал заднее крепление оглобли, освободив тримаран от нее. Он быстро вернулся на скамью-банку, к веслам, оттолкнулся шестом от камушка и следующей набежавшей волною был переброшен в тихую лагуну. А не успей он проскочить, замешкайся на долю секунды, и быть беде. Волны начали бы швырять, вертеть, кромсать. Теперь лодка без одной опоры завалилась на правый бок и выглядела беспомощной, словно намеревалась присоединиться к другим беднягам на этом острове кораблекрушений, рядом с французским фрегатом, стать собратом по несчастью тайских джонок и пирог папуасов.

На берегу лежал зарытый в песок обломок носовой части корабля с задранным в небо форштевнем.

«Надо же, как разметало такой большой фрегат! А я на лодчонке, без экипажа, но проскочил!» — ухмыльнулся Сергей. Успокоив дыхание после преодоления всех препятствий, он мысленно пошутил: «Хвост оторвало при приземлении, но экипаж сумел посадить самолет на взлетную полосу. Любопытно, где пассажиры лайнера? Уцелел хоть кто-нибудь?»

Уцелели! Из-за скелета французского корабля появился человек-скелет. Он пристально посмотрел в подзорную трубу и замахал руками. Рядом встал еще один, затем появился третий. Люди кричали, но что — не разобрать. Одеты моряки были в жалкие лохмотья, каким-то образом умудрявшиеся держаться на изможденных болезнями и плохим питанием телах несчастных. То, что они дистрофически худы, стало ясно по мере приближения к побережью. Рубища на мужчинах все были в прорехах, дырка на дырке.

«Не сожрали бы, чего доброго, с голодухи, обрадуются приплывшей пище в моем лице! — горько усмехнулся Строганов. — Получится как в сказке о Колобке: „Я от Блая ушел, я от Флетчера уплыл, от каннибалов ушел, от людоедок убежал, а от французов — не сумел! Съели вместо десерта из лягушатины. Вон как у них жадно глазенки заблестели"». Сергей на всякий случай снял автомат с предохранителя, предосторожность эта была отнюдь не лишней при знакомстве с голодными людьми.

— Bonjour, moncieur! — пролепетал самый высокий оборванец. — Parlez-vous francais?

— Oui! — Сергей подтвердил тот факт, что он говорит и понимает на языке Бомарше, Дидро, Руссо и Вольтера, Дюма. Стоп! Дюма-отец и сын, кажется, тоже еще не родились. Поговорим как вольтерианец с вольтерианцами либо как монархист с монархистами, роялист с роялистами. Он обманет, если понадобится, не привыкать притворяться и скрывать свое истинное лицо. Пора вспоминать французскую речь, чему учили в разведшколе!

Едва Строганов ступил на песок, как моряки бросились обниматься с ним. Французы плакали от радости как дети. У одного рука висела на перевязи, перемотанная грязным белым платком. Голова другого моряка была перевязана подкладкой от камзола, сквозь которую проступала запекшаяся кровь. В тени обломков у борта лежал еще один морской бродяга с пробитой грудью. Он тихо бредил, вокруг роились зеленые крупные мухи. Начался диалог народов.

— Кто вы, чужеземец? — спросил француз. — И где ваш корабль? Месье, вы испанец, португалец?

— Нет, я русский офицер и путешественник полковник Сергей Строганов! — ответил Сергей. — Граф Сергей Строганов. Можно без титулов, без церемоний, просто Серж. Моя экспедиция погибла, а я возвращаюсь домой, плыву навстречу русской эскадре.

— Как вы найдете ее в океане?

— На все Божья воля! Ваш друг умирает? — сочувственно поинтересовался Сергей.

— Да. Вероятно, сегодня умрет. Правое легкое пробито стрелой, выпущенной аборигеном. Мы ее обломили, вынули, а рану залили коньяком и перевязали. Но как быть дальше? Хирурга нет, он утонул. Наш бедный Огюст третий день цепляется за жизнь, его организм борется из последних сил.

— Так его ранили папуасы? — уточнил Строганов.

— Они не представляются! Папуасы, гвинейцы, индейцы, кто знает. Одним словом, банда аборигенов. Эти дикари на нас нападают пятый раз за год.

— А как вы тут очутились? Вокруг шныряют ваши враги — англичане!

— Мы налетели на скалы ночью, — ответил раненный в голову француз. — Я корабельный плотник, мое имя Анри. Вот этот веселый парень канонир Поль. Несмотря на ранение в руку, умудряется орудовать одной здоровой клешней как двумя! Только у нашего орудия осталось пороху на два выстрела. А этот милый юноша — юнга Гийом.

Плотник ткнул пальцем в молодого парнишку лет семнадцати, у которого была повреждена нога. Сергей пожал всем по очереди руки, потом спросил:

— У вас есть пушка?!