Многие люди, кто ни разу не был на лучевой, думают, что это вроде солярия. Но глубоко заблуждаются. Поскольку процедура связана с большими дозировками радиации — зал, где проходит облучение, находится под землёй. А в сам «кабинет» ведёт шлюз с двойными свинцовыми дверьми. Каждая — толщиной 40 см… У нашей двери был даже «светофор» — когда она автоматически открывалась, загорался зелёный. А когда автоматически закрывалась и начиналось облучение — загорался красный. За этим шлюзом находятся надежды миллионов людей. Этот коридор видел много судеб. Для кого-то он стал стартовой площадкой к долгожданному здоровью, для кого-то — последним коридором. По этому коридору каждый идёт с разными мыслями. Но у всех — одно-единственное желание: ОСТАТЬСЯ ЖИВЫМИ.

Вы спрашивали про метки для лучевой. Они есть у каждого, кто проходит эту процедуру: рисует их врач, и их нельзя смывать. У меня их три. И все они на животе. Это ориентиры для робота. Реальные прицелы. По ним он находит точки лучевых ударов. Животик мой после операции почти зажил — места проколов (мини-разрезов) почти не видны.

Идёт первая неделя ЛУЧЕВОЙ, сегодня четвёртый день — чуть легче. «Качели» — это нормально. То хорошо, то плохо. Это мой «личный» ядерный полигон. Терпи, малышка, терпи!..

Наконец пришли выходные, и мне врачи дали передышку. Лучевые аппараты поставили на техобслуживание. Мой робот набирается сил. Каждая минута на счету, и я многое должна успеть за этот долгожданный перерыв. Постоянно прошу у Бога сил и благодарю Его за любую возможность ощутить саму жизнь. По натуре я всегда была трудоголиком, и, конечно, непривычно ощущать отсутствие сил.

Раньше я пахала по 25 часов в сутки и всё успевала! Сейчас дома убраться или дойти до магазина — уже подвиг. Музыка — вот что сейчас возвращает меня к жизни. Она всегда звучит в моей голове. В одном из постов я писала, что у меня нет денег на творчество (всё уходит на лечение и съём квартиры), и если кто-то сможет меня поддержать с музыкой — буду счастлива. Отозвался очень талантливый парень, который работает с первым эшелоном звёзд, — и аранжировка к моей новой песне (первой, написанной в этот адский период) уже готова! Но я уверена, что этот трек станет близок не только тем, кто со мной на одном поле боя, но и всем мамам, дочерям и сыновьям, всем тем, в ком живёт ЛЮБОВЬ! А значит — каждому. Подключились и ребята из студии — готовы записать мой голос и сделать «сведе́ние» песни. Мне не верится, что впервые за эти кошмарные месяцы я снова войду в студию и увижу микрофон. Если я не смогу туда приехать — я туда доползу! Запись песни — это всегда физическая нагрузка. Простому обывателю кажется, что спел «песенку» — и всё. Нет, это кропотливый труд. Хоть пишусь я обычно быстро (меня не нужно 28 часов «тюнить»), обычно получается с одного-двух дублей. Но чтобы песня получилась качественно, над ней нужно всё равно работать, искать манеру подачи, писать бэки, пробовать варианты, при этом активно работает живот-диафрагма и сосудистая система. Потом продюсирование сведе́ния и много-много технических секретиков «магии звука», которые очень важны, но не видны простому слушателю. Я не знаю, как я это всё сделаю, но я это сделаю, потому что есть слово «МЫ» — и людское неравнодушие. Вчера мне пришла чудесная эсэмэска от моей подруги: «Я сегодня иду с работы, глаза в асфальт, долго приглядывалась — что там лежит, не пойму. Смотрю, а это кусочек! кусочек панциря от твоей твари, рассыпается гад, сдаётся… а куда ему деться? Только клешни и терять!!!!»

Как же меня это развеселило! Раз такое дело, завтра срочно в студию записывать месседж миру. А кто найдёт клешни, можно не возвращать, раздробить их в хлам и закопать на планете Марс раз и навсегда!

Такой хороший был день! Но меня снова ждала неожиданность. Резко возникла аллергия на простейшие препараты, которые спасали мои вены. Теперь никакие мази, и даже внутривенный простейший гепарин использовать было нельзя. Круг сужался. Я разбинтовала руки. Когда дексаметазоном и противоаллергенными препаратами сняли яркие симптомы аллергии, я всё равно приняла решение не отменять студию. Я не знала, сколько у меня в запасе времени, и так страшно было терять каждую минуту. Решила ехать в любом состоянии. Каждую минутку, в которую я способна была двигаться, — мне хотелось вкладывать в музыку. Нужно было успеть!