Тогда-то она поняла, чего боится ван Герден, и вздрогнула.
На последнем отрезке пути перед Кейптауном Аллисон проснулась. Тело онемело, шея затекла. Ван Герден сидел рядом с Мпайипели, держа его за руку. Она услышала низкий, басовитый голос; слов было не разобрать из-за рева моторов. Она закрыла глаза и прислушалась.
— …уйти, ван Герден? Неужели это тоже встроено в наш генетический код? То, что делает нас мужчинами? Всегда где-то что-то разрушать? — Тобела говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Почему, ну почему я не мог отказаться? Она все знала с самого начала. Она ведь так и сказала: мужчины всегда уходят. Она сказала, это заложено в нашей природе, а я с ней спорил, но она оказалась права. Мы все такие. И я такой.
— Тобела, нельзя же…
— Знаешь, что такое жизнь? Это постоянное разочарование, расставание с иллюзиями. Жизнь постепенно освобождает от заблуждений, связанных с людьми. Сначала всем веришь, находишь образцы для подражания и стараешься им следовать, а потом понимаешь, что идеальных людей нет, и это больно, ван Герден. Жизнь — это трудная дорога. Раньше я не понимал, почему так, а сейчас понимаю. В душе понемногу умирает надежда; разочаровываясь в других, все больше разочаровываешься в себе. Понимаешь: если другие слабы, то и ты слаб тоже. Как со смертью: когда видишь, как другие умирают, то понимаешь, что смерть поджидает и тебя. Я так устал от этого, ван Герден, я так устал разочаровываться, видеть, как тают надежды в других и во мне, я так устал от слабости, боли, зла.
— Но…
— Ты был прав. Я тот, кто я есть. Я могу это отрицать, могу подавлять свою сущность… и скрывать ее, но не вечно. Жизнь все расставит по местам. Вчера был миг, когда я понял, что снова живу. Впервые за долгое время. Что я делаю что-то важное, значительное. Что-то, доставляющее удовлетворение. Тело и душа были вместе. А знаешь, что я почувствовал потом? Я почувствовал себя виноватым. Как будто, слившись со всем миром, я забыл о Мириам и Пакамиле. Но, ван Герден, у меня было достаточно времени на раздумья. Теперь я все понимаю лучше, чем раньше. Плохо не то, что я — такой, какой есть. Плохо то, ради чего я себя использовал. Или позволял другим использовать себя. Вот в чем состояла моя ошибка. Я позволил другим людям принимать решения за меня. Но больше этого не повторится. Никогда!
— Тебе надо отдохнуть.
— Отдохну.
— Я оставил врачу деньги за мотоцикл. Где-то через неделю его перешлют транспортным самолетом.
— Спасибо, ван Герден.
— Садимся через двадцать минут, — сказал пилот.
Ноябрь
45
В обеденный перерыв Аллисон Хили поехала на Морнингсайд; на заднем сиденье ее машины лежали бутерброды и длинный сверток. Мпайипели сидел на веранде, на солнышке; голый торс был перевязан ослепительно-белыми бинтами.
Она протянула ему сверток:
— Надеюсь, это то, что вы хотели.
Он содрал яркую подарочную упаковку с пестрым африканским узором.
— В магазине настаивали на том, чтобы непременно завернуть. — Аллисон виновато улыбнулась.
Он подержал ассегай в руках, проверил сталь, провел пальцем по лезвию и тихо сказал: