Лиза шмыгает носом. Признаваться в этом ей сложно, но это мне давно было понятно. Почти сразу. Подсознательно я осознавал, что в моем лице она нашла ту самую опору, которую видела в лице отца. И охотно сменила одну клетку на другую.
— Я трусиха, Тарас. Но ты это, наверное, и так знаешь. Я не могу сказать, что жила все это время в страхе, но я боялась позвонить и все тебе рассказать. И сейчас боюсь, хоть отца и нет в городе. Он ничего не знает, но мне все равно страшно.
— Почему?
— Потому что он может не отпустить.
— К счастью, у него никто не будет спрашивать разрешения.
Пока Лиза ошарашенно на меня смотрит и переваривает информацию, я четко знаю, кому буду звонить и о чем просить. У меня родился ребенок. Сын. Я всегда хотел иметь детей. Одного, двух или даже трех. Сейчас, когда эта мечта осуществилась, я просто не могу кому-либо позволить ее разрушить.
Я решительно встаю с кровати и спрашиваю:
— Покажешь мне сына?
— Не уверена, что тебя пустят… — бормочет Лиза, но с кровати подрывается и ведет меня к выходу.
Мы преодолеваем небольшое расстояние и подходим к стеклянной стене. Лиза тычет в один из боксов и говорит, что там, внутри, мой сын.
— Я спрошу, узнаю, можно ли.
Лиза скрывается за дверью, а через минуту появляется с медсестрой, которая проводит меня внутрь. Помогает надеть перчатки и халат, шапочку. В этой смешной медицинской одежде я шагаю к боксу. Рядом идет Лиза. У меня от вида маленького сморщенного тельца внутри все сжимается. От отчаяния, от боли, от безысходности. Меня не было рядом, пока она вынашивала нашего сына. Я не мог ничего сделать, когда начались преждевременные роды, меня не было рядом.
— Такой маленький.
— Он вырастет, — обещает Лиза.
Крохотный… Я не представляю, как брать его на руки, когда его можно будет забрать из бокса. Об этом, кстати, нужно будет узнать у врача, ну и заодно предупредить его, что Лизу и сына из роддома буду забирать я, а не Тагаев. Не знаю, что он попытается предпринять, да и плевать, если честно. Он отобрал у меня женщину, но у него не получится отобрать сына.
Глава 42
Поверить не могу, что Тарас здесь. Рядом со мной. Держит меня за руку и ведет в палату после того, как мы насмотрелись на сына. Нас, к слову, оттуда выгнали. Пришла медсестра и сказала, что на сегодня достаточно посещений. Нам пришлось уйти. Я расстроена, ведь я так мало видела своего сына, так мало времени провела с ним вместе. Сердце болезненно сжимается, когда я думаю о том, что он там один. Лежит в этой холодной камере без тепла и ласки. Медсестра, конечно, сказала, что ему там тепло, ведь там поддерживается температурный режим — для недоношенных деток это очень важно — но разве какая-то камера заменит материнское тепло?
Тарас помогает мне зайти в палату и забраться на кровать. Я быстро укутываюсь по самую шею и пытаюсь не думать о том, как выгляжу. В палате есть зеркало. Я туда заглянула еще утром. Ужаснулась самой себя. Бледная кожа, запавшие глаза, темные круги под ними. Я и в беременность выглядела не лучшим образом, так как сильно похудела из-за недостаточного аппетита и постоянно плохого настроения. Психолог, с которым мне пришлось работать, диагностировала у меня депрессию. Легкую, препараты, как она утверждала, мне не нужны, да и нельзя было при беременности их употреблять.
После родов вроде как можно, и мы обсуждали возможность их принятия, только вот теперь я не уверена, что они мне нужны. Я когда сына увидела, такое тепло внутри появилось — не передать словами. Даже несмотря на то, что мы с ним не в одной палате, несмотря на то, что я родила раньше срока — чувствую радость. За долгие месяцы без этого чувства оно кажется чужеродным, абсолютно непонятным, но… желанным. Долгожданным, я бы даже сказала.
— Как ты себя чувствуешь? — первое, о чем спрашивает Тарас.