– Пойду! Как не пойти. Давненько хотел Кондратия Федоровича послушать. Ну, и других также. Великие дела деются.

– В самую точку, брат! Собирайся! Завтракать будешь?

Я вспомнил вчерашние мытарства в поисках еды и без колебаний согласился. Каховский приоткрыл дверь из номера и крикнул: "Петька, неси!" Мог бы и не кричать – Петька явно ждал, когда его впустят. На столе мгновенно появились: котелок с горячей гречневой кашей, горка пирогов, наваленных на большое блюдо, и большущий самовар, пышущий паром. По моим меркам – минимум на двоих.

Но оказалось, что Каховский уже поел, и вся эта еда – для меня одного.

– Ешь Константин Владимирович! – потчевал Каховский. – Накладывай побольше.

Я навалил на тарелку несколько ложек каши и принялся уминать, заедая пирогами с мясом.

– Как расстегаи?

– А вы попробуйте, – предложил я Каховскому.

Он взял пирог и откусил. Прожевал и с удовольствием причмокнул:

– Удались!

С этим я был полностью согласен. Из маленького чайничка налил заварки и разбавил кипятком из самовара.

– Сушку! Сушку возьми! Маковая!

Что ж, можно и сушку. Можно и печатный пряник. Всё можно. Всё аппетитное, вкусное, только что приготовленное – ешь, не хочу. А я уже и не хотел. Насытился. Отвалился от стола и преисполнился благостного настроения, когда ничто не тревожит и всё кажется приятным и симпатичным. С таким настроением только переворотом и заниматься. Чтобы идти против власти, надо быть голодным, замерзшим и озлобленным на всё подряд. Вот тогда будет результат. Тогда враги побегут, едва тебя завидев.

Каховский уже торопил. Видимо, ему не терпелось встретиться с единомышленниками, чтобы в который уже раз обсуждать планы восстания. Планы, которым не суждено сбыться…

Я оделся, и мы вышли на улицу.

От гостиницы до конторы Рылеева, где тот проводил большую часть времени, было не больше десяти минут пешим ходом. Мы вошли, Каховский представил меня хозяину и тут же увлек Рылеев каким-то разговором, позволяя самому осваиваться в непривычной обстановке.

В маленьких комнатках собралось столько людей, что сидели чуть ли не друг у друга на головах. С некоторыми я знакомился, но их имена в памяти совершенно не откладывались. Они переходили из комнаты в комнату, иногда уходили совсем, на их место приходили другие. И всё время о чем-то говорили, говорили, говорили…

Только появившийся Рылеев избавил меня от сонмища юнцов, с апломбом вещавших всякую чушь.

– Не скучаете?!

– Как можно?!