– Всё. Дальше не могу – потом не развернуться будет, – извозчик показал на забитую санями улицу. – Хотите – вылазьте. Или к самому подъезду подвозить?
– Не обязательно. Пройдусь. Сколько с меня? – я вылез из саней и встал рядом с извозчиком.
– Целковый…
– Сколько?!!
– А что, барин? Ехали? Ехали! По городу кружили? Кружили! А мне лошаденку кормить. Она ж есть хотить. Да и детки то ж.
– Полтину.
Извозчик тут же надбавил:
– И полполтины сверьху.
– Гривенник сверху.
– Пятиалтынный, а? От сердца отрываю! Все есть хотють.
– Ладно. Уговорил.
Я полез в карман, достал горсть монет и отсчитал извозчику его шестьдесят пять копеек. Тот, довольный, ссыпал их в мешочек, который тут же подвесил обратно к поясу под тулуп, и оборотился напоследок ко мне:
– Здоровьица вам, барин. И жене вашей, и детишкам. И прислуге с челядью… Н-но!Свистнул и умчал, только снег столбом закрутился.
А мне предстояло начать воплощать в жизнь первый пункт предложенного мне плана.
Дом, в котором жили Оболенский и Ростовцев, искать не пришлось – он был второй от угла. Но, подойдя к подъезду, я остановился. Решимость моя куда-то испарилась. Да и в самом деле: если прийти к Ростовцеву на квартиру, то много шансов наткнуться на того же Оболенского, который с ним очень дружен. Какую в таком случае мне выдумывать легенду? Как представляться? Ростовцев просто не захочет со мной разговаривать, если не будет уверен, что я из рядов заговорщиков. Войти в дом и подождать внизу? Не оберешься вопросов от военных и слуг. Торчать же на улице еще хуже – вопросы те же задавать будут, так еще и намерзнусь.
Я чуть прогулялся по улице, постоял, не решаясь ни войти в дом, ни пойти прочь. Минута, другая, и я махнул бы на план рукой и отправился в какой-нибудь трактир отогреваться. Однако именно в этот момент из подъезда вышел сам Ростовцев. В такую удачу трудно было поверить. Посмотрев по сторонам, он скорым шагом направился прочь от меня, так что пришлось его догонять.
Разумеется, догнал. Пристроился сзади, раза два вздохнул для успокоения и позвал:
– Господин подпоручик! Яков Иванович!
Ростовцев явственно вздрогнул, приостановился и обернулся. Он смерил меня взглядом и недоуменно сказал:
– Ч-ч-ч-чем об-б-б-бязан?