– Ясно. Я переключу на тебя всю технику. Подвести-то мы тебя подведем, а как будете садиться?
– Сделай полосу посветлей.
– Это само собой. Включим освещение на максимум.[25]
– Ты меня не понял. Вспомни: сорок пятый. Кенигсберг. Возвращались ночью. Подбили нас. Вспомнил?
– Понял. Включим прожекторы. На какой высоте прошли Артемовский?
– Две сто.
Крылов отодвинулся от микрофона, вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб.
– Что у вас было в сорок пятом? – услышал он над собой голос Ивановского.
Все начальство, пока он разговаривал со штурма ном 75410-го, от стола руководителя полетов пере шло к пульту «восточного» диспетчера: связь с самолетом шла по «громкой», значит, весь разговор слышали.
– Подбили нас зенитчики, – объяснил Крылов. – На честном слове дотянули до аэродрома, а там – низкая облачность, дождь.
– Как же вы сели?
– Осветили аэродром автомобилями. Завернули на поле какую-то автороту.
Ивановский внимательно посмотрел на Крылова, потом оглянулся на главного инженера управления.
– Сколько у вас автомашин?
– Штук двадцать наберется… – не очень определенно ответил главный инженер.
Недоумение главного инженера в той или иной степени разделяли все: при любой аварийной посадке на поле оставляют только пожарные машины и «скорую помощь». Все, что может помешать посадке, убирают. А тут – целая автоколонна!
Ивановский мельком глянул на главного инженера, встал, обогнул пульт и подошел к окну. Из окна был виден кусок аэродрома и цепочки огней вдоль взлетно-посадочной полосы. А еще дальше, за полосой, смутно угадывался силуэт радиолокатора. «Хоть бы луч, какой пробил эту проклятую облачность! А у них еще и дворники не работают – значит, на стеклах слой воды. Совсем вслепую прядется сажать… Дождь как назло!»
Начальник управления подошел к пульту.
– Где здесь ЦДА?[26]
Виталий Витковскнй мгновенно нашел нужный тумблер, схватил телефонную трубку селектора и протянул Ивановскому. – ЦДА? – спросил начальник управления. – Ивановский. Почему не доложили о подготовке к приему аварийного самолета?