— Да, так грустно. Но ничего, — я улыбнулась, — Это было давно.

— А вам… — она запнулась на секунду, но все-таки спросила, — Тяжело, наверное, без семьи? Вы сказали, и я вдруг подумала — а как это вообще? Без семьи. Совсем одной. Я представила, что у меня никого не осталось: ни мамы, ни папы, ни братьев, ни кузенов…

Я посмотрела на нее. Ей было любопытно и неловко, и жутко от слов, которые она говорит. Что ее семьи может не быть. И от этого ее страха было немного тошно. Потому что когда-то я тоже не могла себе вообразить как это — совсем одной.

Я до сих пор не верила до конца, что все произошедшее в те дни — реально. Просто решила проблему и пошла дальше, стараясь не думать об этом слишком часто, не разбираться глубоко, не копаться.

Вполне счастливое детство в доме дяди никак не соотносилось у меня с последующим предательством. Пусть с Деши мы не дружили никогда, но я почему-то была уверена, что раз мы родня, то это что-то значит для нас обоих. Что случись у него что — я помогу, а случись что у меня — он не бросит. Дядя всегда думал о том, какому дому меня невестой повыгоднее продать, но я ни за что бы не подумала, что он не подумает при этом так же и о моем счастье. Что он меня не невестой в хороший дом отдаст, а вот так.

Я до сих пор не могла принять, как легко меня предали и как легко предала я сама. Предала и убила. Одна из немногих вещей, которая пугала меня по-настоящему — это чужой разум, который не разгадаешь, каким бы проницательным ни был. Никогда не знаешь даже, как поступишь сам, а уж про других… И говорить нечего. Даже от самых близких можно ожидать буквально всего. Это не укладывалось в голове даже спустя столько лет. Вот ты счастлив — веришь и любишь. А вот одна неделя, один день, и ты тоже — одна.

Это все просто отложилось как факт в голове на будущее, что такое может повториться. Что к этому надо быть готовой. Что доверять до конца нельзя никому.

И глядя на Аглаю, у которой нет причин сомневаться в близких, было немного тошно и слегка завидно.

И все же почему-то ее присутствие сегодня не раздражало, а радовало.

Мы сидели в гостиной и тихонько переговаривались. За окном мела метель, в камине трещал огонь, за приоткрытой дверью сопел Тори, а у входной двери сверкал недовольно глазами оставленный Диесом сторож для сестры, чье неприкрытое недовольство поднимало мне настроение.

Я смотрела на нее, эту маленькую счастливицу, и мне казалось, что одно только ее присутствие должно отогнать все дурное от моего дома. Разве может что-то плохое случится с ней, пока она здесь? Разум говорил, что и на ее долю проблем выпадет. Но сердце в это почему-то упорно не верило.

Аглая сверкала любопытно глазками и выглядела беззаботно сочувствующим ребенком, которому отсыпать печалей — грешно. Она уже забыла о вчерашнем, будто не было, горячо защищая меня перед братом, когда тот хотел увести ее от злой меня подальше, пересказывая обо мне все, что мог вспомнить из светских слухов. Она уже убедила себя в том, что когти я выпустила совершенно случайно, неосознанно, а на самом деле просто хотела погладить ее по щеке! Она презабавнейшим образом переворачивала все в удобную себе сторону в зависимости от ситуации, и сегодня ветер дул в мою сторону… Я решила насладиться моментом.

Улыбнулась широко, обнажая клыки, и прищурилась довольно в сторону дернувшегося было сторожа.

— Ничего, скоро у меня будет семья с Нико. Рожу ему десять детей, они мне — сто внуков, и буду счастлива!

Аглая засмеялась, представляя такую большую семью, но быстро погрустнела.

— А вы его любите? Ну, Нико?