– Знаешь, кого ты мне сейчас напомнил? – и, не дожидаясь ответа, продолжил:
– У нас в армии лашпек был один, врубись, – из Кошкупыра. Здоровый такой. Звали, как сейчас помню, Ганджа Якубов. Хитрый, сволочь, был. По-русски то понимал, то – ни в зуб ногой. Так вот он с такой же несчастной рожей, как у тебя сейчас, жаловался нашему старлею: «Вай, пилят, трутно». Сейчас всем «трутно». Империализм наступает. Так что сдавайся и начинай играть роль помощника. Ты же – актёр?
– Да я и не отказываюсь. Подумать надо.
– Вот там и подумаешь.
Иосиф закусил губу – вроде всё ещё сомневается – и затем, как путник перед дальней дорогой, решительно хлопнул себя по коленям и встал.
– Ладно. Если бы не нужны были бабки, хрен бы я согласился. Только я вот что-то не пойму: с чего это вдруг наш англичанин решил раскошелиться? Лишние башли завелись?
– Классный вопрос. Пять баллов. Завтра не забудь спросить его об этом. А пока – на вот, держи. Я здесь написал как с этим хреном связаться, – и Антон сунул в руку Маркина листок, вырванный из перекидного настольного календаря.
Иосиф около часа после условленного времени сидел в приёмной, дверь которой была украшена золотой табличкой:
Сэр Го (Sir Goe),
Секретарша изредка поглядывала на скромного симпатичного посетителя, виновато улыбалась и повторяла:
– Потерпите ещё немного. Он уже скоро будет.
Невысокий человек без шеи, с черными волосами, собранными сзади в небольшой хвостик, влетел в узкую приёмную, обдав Иосифа приятным терпким парфюмом. Следом за ним, утопая в ароматах шефа, появился охранник и встал спиной к двери, за которой коротышка исчез.
Телохранитель тяжелым взглядом посмотрел на Маркина и буркнул:
– Заходи.
Сэр Го стоял перед зеркалом и нервными движениями пытался сорвать резинку, запутавшуюся в его смолистых волосах. Длины рук «англичанину» не хватало, и он облегчал процесс тем, что старательно сопел и показывал зеркалу кончик языка. Наконец, хвостик распался. Продюсер встряхнул головой, разметав пружины-кудряшки по плечам тёмно-синего клубного пиджака.
– Почему они не вьются у порядочных людей? – явно на что-то намекая, задался вопросом не совсем иностранный продюсер, подмигнул Иосифу и расхохотался. Смех его оказался натужным, начинался и заканчивался внезапно, будто кто-то невидимый стоял у сэра Го за спиной и жестко управлял им, включая и выключая короткими приказами: «Смейся!», «Молчи!»
Маркин был поражен увиденным. Когда-то давно, почти так же его тронул вид цветущей вишни на исходе осени. Природная ненормальность пробудила в нём жалость к нежным розовым цветкам, обреченным на гибель под напором грядущих холодов. Таким же ненужным, достойным сожаления, Иосифу показался и смех короткорукого мужчины, глаза которого смотрели на собеседника подозрительно и не давали повода для ответного искреннего веселья.
Бизнесмен глянул на отражавшуюся в зеркале кривую ухмылку Маркина, двумя резкими взмахами одежной щетки сбил с пиджака перхоть и продолжил в той же шутливой манере:
– Как говорил наш замечательный сатирик Аркадий Райкин: «Юмор – друг человека».
Слово «юмор» сэр Го произнёс на английский манер: «хьюмо», чем дал понять, что, кроме всего прочего, между ним и мнущимся у двери экспертом по Станиславскому существуют еще и языковые отличия.