Девушка несколько секунд молча смотрела на меня. Сначала в лицо, потом ее взгляд опустился ниже, но вскоре она снова смотрела мне в глаза. Я почувствовал, что между нами что-то возникает. Меня охватили совершенно неуместные нежность и желания. По глазам девушки я понял, что она ощущает то же, что и я.

— Вы — Траутман? — хрипловатым голосом спросила вдруг девушка. Не знаю почему, но голос очень подходил к ее внешности.

— Да, — просипел я в ответ, откашлялся и добавил, — да, я Траутман.

— Докажите это, — вдруг сказала девушка.

— Простите? — не понял я.

— Докажите, что вы — Траутман. Мне нужно поговорить с Траутманом.

Я беспомощно посмотрел на Петрова, которого орбита вращения вокруг двух стульев как раз привела за спину к девушке.

— Траутман, покажи ей паспорт, — басовито хохотнул Петров.

— Не надо, — неожиданно произнесла девушка. — Я верю. Отставьте нас, пожалуйста, — обратилась она к Петрову, — я готова поговорить с Траутманом, но наедине.

Петров пожал плечами и скорчил презрительную мину.

— Вы можете прослушивать и записывать наш разговор, — произнесла пленница спокойно, — но я хочу, чтобы вас здесь не было.

Я тут же вспомнил истории про женщин-киллеров, женщин-телохранителей и женщин-ниндзя и почувствовал, что мне не очень хочется оставаться с девушкой в лаборатории один на один. Хотя ее голос мне очень понравился. И не только голос, честно говоря.

— Не бойся, Траутман, — прорычал мне в ухо Петров, словно бы прочитав мои мысли. Когда он успел оказаться возле моего кресла, я не заметил. — Ты им нужен живым и более-менее здоровым.

— А никто и не боится! — как-то это у меня по-детски прозвучало. Я откашлялся и добавил, стараясь говорить ровно, спокойно и рассудительно, — а почему это ты решил, что я чего-то опасаюсь?

Мой голос, наконец, прозвучал примерно так, как и было задумано — ровно, спокойно и рассудительно. Наверное, поэтому Петров смутился и сказал:

— Не сомневаюсь, что не боишься. Пойдем, Роберт, оставим молодых людей наедине.

Мы остались вдвоем. Не зная, как начать разговор, я подошел к трофейным треножникам, сваленным в кучу. При ближайшем рассмотрении они оказались алюминиевыми фотографическими штативами. Я потыкал в треножник носком ботинка и спросил:

— Не холодно босиком, поискать тебе что-нибудь на ноги?

Не дождавшись ответа, я подошел и уселся на стул Роберта Карловича.

Девушка посмотрела мне в глаза и неожиданно спросила: