Никогда на протяжении всей его жизни божественные слова не вызывали в нем столько ужаса. Он начал бороться и сопротивляться. Что должно произойти? Где Хаос? Он силился рассмотреть, что находилось позади него. Но не мог видеть ее. Он не мог слышать ее. Что они сделали с ней? Что если они причинили ей боль?

- Хаоооос! - взревел он.

Ее крик разрезал воздух, протяжный и надломленный. Это сокрушило его. О, Господи, это окончательно его добило. Он ответил ей пронзительным ревом, наполненным гневом. Затем еще одним и еще одним, стараясь изо всех сил быть как можно громче, чем все остальные звуки, наполнявшие помещение.

Внезапно ему в рот затолкали грязную тряпку, за которой последовала широкая полоска скотча. Все, что он слышал, были лишь крики и рыдания Хаос. Они не старались заткнуть ее. Казалось, будто им нравилось это, словно они этого желали. И внезапно он пожелал всем существом, чтобы она не давала им того, чего они так жаждали. Ни единого звука. Ни единого гребаного звука.

Мужчина, который являлся по его предположению Мастером, навис над ним, облаченный в какое-то просторное одеяние, в капюшоне, покрывающем его голову и скрывающем лицо, тем самым напоминая ему гнилую репу. Почему он прятал себя? Зачем он вообще делал это?

- И Господь не пощадил даже своего единственного сына, посему его кровный сын будет наказан за грехи человечества. Он также подверг его пыткам и наказанию, возлагая на него все нечестивые прегрешения зла. Прямо на его тело.

Соломон изо всех сил старался рассмотреть, что тот делает в изножье стола. Он держал в руках деревянную чашку и неспешно склонил ее. Острая боль пронзила Соломона, и он закричал что есть мочи, чувствуя, как жидкость льется по его ногам. Он кричал и дергался в удерживающих его веревках, пока это чудовище продолжало свою проповедь, опустошая ужасное содержимое на обе его ноги.

Его тело сотрясалось от неистовой боли, а голову наполняли ужасающие крики Хаос. Он удерживался в сознании за этот звук, заставляя себя цепляться за него. «Не прекращай кричать, не отпускай меня, не отпускай меня».

Глаза Соломона закатились от агонии, и, казалось, что они уже не вернутся в прежнее положение, следом Мастер стал поливать раскаленным огнем его живот, заставляя внутренности плавиться внутри него. Затем пытка перешла на его грудь, это действие заставило его затаить дыхание, и он задыхался от зловонного запаха, что исходил от тряпки, которой был заткнут его рот.

- Хватит, - проговорил Мастер, вытаскивая кусок грязной тряпки. – Не могу позволить тебе задохнуться во время подготовки.

Соломон кричал изо всех сил, пока у него больше не осталось дыхания.

- А теперь порка розгами, сын мой.

Внезапно Соломона освободили и рывком сдернули со стола. Его шумное дыхание отчасти напоминало рев, пока он крутил головой по сторонам. Они прижали его к чему-то плоскому, и необычная форма этого предмета и угол наклона заставили его принять полусогнутое положение. Только верхняя часть его груди была крепко закреплена к твердой поверхности.

- Поскольку наш Господь претерпел святое сечение розгами, поэтому нашему сыну тоже следует принять участие в этом Божественном величии.

Неистовая боль пронзила ягодицы и спину Соломона, забирая все силы из его ног, но то, каким образом он был привязан, заставляло его болтаться в воздухе без опоры, мышцы его рук и ног дрожали, пока Мастер продолжал свою безумную проповедь. Каждое последующее торжественное слово сопровождалось резким болезненным ударом по его спине, начиная с плеч и до самых щиколоток.

Лицо Соломона прижалось к жесткой поверхности, и его взгляд упал на Хаос, которую подтащили ближе, заставляя наблюдать за происходящим. Это были страдания, которым ее подвергли в наказание, он понимал это. Наблюдать за тем, как того, кого она так любит, подвергают пыткам и причиняют боль. Она рыдала и кричала, но он не слышал ее. Все, что он мог различить своим слухом, были лишь сильные удары его бешено колотящегося сердца, что отдавались в его ушах, в то время как яростные удары разрывали его плоть.

Неистово содрогаясь, он стиснул зубы и не сводил взгляд с ее лица - с ее глаз. Он отметил, что где-то в глубине его разум пребывал в состоянии отрицания мучений, и единственное, что ему оставалось, это искать спасение в молитвах. Он молился. Не о смерти на это раз, он молился о том, чтобы остаться в живых. Он неистово желал жить. Жить и заставить их всех заплатить за то, что они делали с ними.