Второй день. Это был лишь второй день.
Соломон прекратил сопротивляться, его голова безвольно повисла, когда шум присутствующей толпы прихожан слился для него в единую какофонию звуков наравне с болью и возрастающим замешательством.
И Хаос. Хаос плакала. Надрывно кричала. Казалось, это продолжалось целую вечность.
Они пели. Наводящее ужас заунывное гудение, монотонная мелодия, взывавшая к смерти. Он мог видеть только тени сквозь шероховатый материал, закрывающий его лицо. Перед его глазами все вспыхивало яркими пятнами, затем темными, блекло, затем вновь становилось резким.
Пребывание обнаженным на публике до предела увечило состояние ужаса. Добавило порочности и еще больше безумства происходящему. Они заставили его сесть. Он начал пинаться и бороться, когда почувствовал, что его крепко связывают. В считанные секунды он был связан по рукам и ногам, а затем на его грудь была наброшена веревка, обвивающая стул, его горло разрывалось от криков ужаса и сопротивления.
Внезапно Соломон осознал, что пение прекратилось, и единственное, что нарушало тишину, это были лишь крики Хаос и его собственные, которые разносились эхом в зловещем молчании. Он тяжело дышал и прислушивался, пытался понять, что последует дальше. Он явственно различал огромное количество людей. Сейчас они были спокойны и молчаливы. Наблюдали.
- Возлюбленные дети мои! - прогремел голос Мастера в полной тишине. - Этот день, наконец, настал, тот, кого мы так жаждали увидеть, наконец, здесь!
Дыхание Соломона участилось от внезапно раздавшихся аплодисментов и гулкого грохота, словно собравшиеся громко затопали ногами по деревянному полу.
- Шесть дней приготовлений. А на седьмой?
- Осквернение! - прокричала толпа одно слово, все сильнее ударяя ногами по полу, пока это не начало напоминать бегство одержимого паникой стада рогатого скота.
Хаос издала пронзительный вопль, который затих на жалобной и сломленной ноте.
- Хаос! - неистово прокричал он ей. - Я тебя люблю! Я люблю тебя, ты слышишь меня?!
Она снова закричала и завыла, а толпа вознаградила ее крики еще большим количеством одобрительных возгласов, заставляя Соломона ощущать подступающую тошноту.
- Королева хотела бы быть здесь вместе с нами, но, к большому сожалению, она не очень хорошо себя чувствует, - громко начал психопат. - Удержание тяжести проклятья на плечах нанесло огромный урон ее здоровью. Совсем скоро она обретет безмятежный покой, как и наш любимый Соломон Гордж... - выкрикнул он, - который возьмет всеобъемлющую мощь проклятья на себя. Освобождая нас! - разразился он криком. - Тех, кто испытывал страдания во тьме... ради этого благословенного света.
Соломон попытался ослабить веревки, крепко удерживающие его, но они так крепко связали его, что это было практически невозможно.
- Чтобы излечиться и исцелиться, - протянул мужчина одержимым голосом, - чтобы исцелиться от семени грехопадения.
Паника сделала его дыхание прерывистым от упоминания об излечении и исцелении.
- Давайте начнем! - прогремел он.
Соломон приготовился к боли. Он почувствовал, как его стул начал разворачиваться по кругу. Медленно. Он старался изо всех сил увидеть, что происходит, когда начал ощущать, что вращение по встроенному кругу увеличивается, набирая скорость. Он схватился за ручки стула, когда начал двигаться быстрее и быстрее. Господи Иисусе, какого хрена происходит? Что они задумали? Запустить его в стену?
После нескольких минут непрерывного вращения он ощутил растерянность и дезориентацию. И подступающую тошноту. О, Боже. Он стиснул зубы, изо всех сил стараясь вернуть контроль над собой. Желание опустошить желудок становилось все сильнее. Боже, пусть они остановятся. О, Господи. Только не блевать, не блевать.