Механик был раздет до пояса, и герой разглядел под плотным чёрным ковром волос, покрывающим его тело, набитые силой мускулы. Обвитая толстыми жилами рука, вытерла лицо от копоти и отработки. Немного раскосые глаза уставились на героя с интересом и раздражением:
— Я Бусел. Чего надо? — С вызовом оскалился он, показывая ряд ровных белоснежных зубов.
Тем временем песня, проигранная магнитофоном, окончилась и началась другая. Палец механика взметнулся вверх, призывая к тишине, оборвав Давида на полу слове:
Герой снова хотел заговорить, но Бусел перебил его гневным шипением. А тем временем, доносившийся из колонок хрипатый голос продолжал петь:
По телу героя медленно, но верно поползли мурашки. Тяжёлый ком подкатился к горлу не давая сглотнуть, или вдохнуть полной грудью. Из колонок звучал голос, рвущий его душу на части:
— Понравилась песня? — Улыбнулся механик глядя на замершего Давида. — Одна из моих любимых…
— Понравилась. Честно признался герой. — Только ничего не понятно… О чём он поёт?
— А хрен его знает! — Пожал плечами механик. — Семёныч душой пел, поэтому и слушать его приятно!
— Семёныч? У меня так деда звали.
Бусел снисходительно посмотрел на замороченного собеседника и покачав головой произнёс:
— Что за молодёжь пошла? Ни хрена не знают. Владимир Семёнович Высоцкий. Это его песня, и он исполнитель.
Внезапно из динамиков послышались странные тягучие звуки, и механик грубо оттолкнувши Давида, опрометью кинулся к магнитофону. Начав лихорадочно нажимать по кнопкам, он с трудом вытянул кассету. С матами вытянув из магнитофона зажевавшую плёнку, он вставил в кассету лежащий под рукой карандаш и начал мотать.
— Я от Григория Зайцева… — Начал разговор Давид.
— А! Как же помню, помню! Его родители, когда-то просили меня взять Гришку к себе. А на деле парень оказался дуб деревом. Я его однажды послал воды в машину долить, так этот дурень, вместо радиатора в бензобак два ведра влил!
— Ага…
— Погоди! Не перебивай, пока не забыл! — Начиная хохотать перебил героя механик. — Значит копаюсь я под ГАЗоном, и тут мне понадобился ключ на двадцать семь. Который год твержу Ярлу: «Выройте мне смотровую яму! Чтобы я раком не ползал!», а ему хоть бы хны! Конечно ему в кабинете, в спину не дует! А тут зимой мороз, летом жара собачья. Но не суть, что-то меня не в ту степь повело. Говорю я этому Грише: «Подай ключ!». А он спрашивает: «На сколько?». Ну, я возьми и ляпни: «На шесть!». Ушёл Гриша. Нет его полчаса, час, два. Я уже и работу закончил, когда он прибегает. Где этот дурак, ключ на шесть нашёл! Ума не приложу!
— Да, да. Только я… — Снова попытался вставить слово Давид.
— Постой! — Заливаясь от хохота, плавно переходящего в истерику прервал его Бусел. — Ещё вспомнил! Один раз, движок с ГАЗ-66, монтировали. А работали лебёдкой. Ну, я ему и говорю: «Встань на лебёдку я пока чайку бахну». Пошёл я чайник ставить, а этот дурень, залез верхом на лебёдку, и смотрит на меня! Ох, Умора! — Механик залился долгим заразительным смехом, и герой и в силах сдерживаться расхохотался вместе с ним.
Вдоволь насмеявшись Бусел, вытер глаза от слёз, и, взглянув на героя спросил:
— Как он там поживает?