Хлопая дверью, Ник входит в комнату. Шон следом. Оба выглядят так, будто готовы подраться.

Старый экран пару раз рябит, появляется портрет ведущей со словами: «Вечерние новости». «Продолжается разбор завалов на вокзале Эмблсайд. Стало известно, что причиной взрыва послужил незаконно используемый в одном из магазинов газовый баллон. Владелец лавки погиб на месте».

Все ошеломленно застывают, чтобы осознать услышанное.

Кто-то намерено уничтожает следы.

***

Шон умывается, пока я расстилаю постель. Так как комнат на втором этаже всего две, то нам пришлось занять хозяйскую. Мы, не раздеваясь, забираемся в кровать, впервые оказываясь так близко друг к другу.

— Шон, я плохой человек? — спрашиваю тихо.

— С чего ты взяла?

— Они нас найдут и убьют, — шепчу, прижавшись щекой к подушке. — Или в тюрьму посадят. А может, это мы убили кого? Или украли что-то? Совершили международное преступление?

— Я так не думаю. Иначе наши портреты были бы уже повсюду. Что-то тут не сходится.

— Мне страшно.

— Мы со всем разберёмся, обещаю. — Кончиками пальцев Шон рисует на моем предплечье круги, приподнимается на локте, подпирая ладонью голову.

— Знаешь, мне кажется, нам стоит начать все с начала, — говорит он, улыбнувшись. А потом протягивает руку. — Шон Рид. Безработный, скорее всего бездомный, определённо мертвый, возможно, в уголовном розыске, но… судя по тому, что в возрасте двадцати двух лет обручен, имею исключительно серьезные намерения. Как тебя зовут, красавица?

Я смеюсь.

— У меня есть парень, — поднимаю ладонь, показывая кольцо, сверкающее на безымянном пальце. — И он очень ревнивый. Говорят, если кто-то посягнет на его девушку, он становится настоящим монстром.

— Серьёзно? — удивляется Шон. — И кто же это сказал?

— Артур.

— Тогда все ясно. — Он мягко улыбается, и остатки моего наигранного сопротивления тают. — Но попытаться ведь, определённо, стоило?

Я привлекаю его ближе, касаясь руками широкой линии плеч. Шон ласково поглаживает меня по щеке, и его взгляд пробирает до самого живота. В карих глазах густой туман, а сбитое дыхание только подкрепляет мысли, что он не сможет больше оттягивать поцелуй. И вдруг я понимаю, что сама на это отчаянно надеюсь.

Я прикрываю глаза, но Шон касается не губ, а мочки уха, и каждый нерв до самых кончиков пальцев зажигается, словно сто тысяч солнц. Все тело повинуется странному голоду, который можно утолить лишь одним способом, и я снова целую его сама. В этот раз он не отскакивает от меня. Наоборот. Притягивает к себе и углубляет поцелуй.