– Куда вы торопитесь, черт вас возьми?! Боитесь, шведов на всех не хватит? Ничего, Карл еще приведет! – Полуобернувшись к вражеской линии, взмахнул рукой в ту сторону: – На такой дистанции вы не должны давать ни единого промаха! Вы умеете это делать, сколько раз повторяли на стрельбище! Так почему после трех выстрелов они еще живы? Они все должны лежать!
Это, конечно, было преувеличением: в бою огонь не бывает и наполовину таким метким, как на учениях. Но приводить в чувство неопытных солдат, сбившихся на поспешную неприцельную стрельбу, надо сильными аргументами.
В этот момент построившиеся наконец шведы дали ответный залп. Кругом засвистели пули, несколько солдат упали. Кто-то закричал от боли, строй вздрогнул. Я угрожающе подался вперед:
– Молчать! Стоять смирно! Евсеев, займись ранеными. Остальные – слушать меня!
Стоять спиной к врагу было чудовищно неуютно – то ли дело лицом. Глупость полнейшая, как будто ото лба пули отскакивают! Заглушив зябкое чувство в душе командирским рыком, забрал ружье и заряды у раненого солдата и продолжал:
– После команды «Пали!» сначала выправь прицел! Не беда, если залпы будут недружными, главное – меткость. На три счета задержки выстрела хватит? Мало трех – бери пять, только попади! Смотреть на меня, показываю! Подпоручик, командуй.
– Господин капитан, прикладывайся! Пали!
Раз-два-три: мушка замерла, палец с привычной нежностью потянул спуск, выстрел грохнул, отдача толкнула в плечо. Шведский офицер, подающий команды к следующему залпу, споткнулся и упал ничком.
– Понятно, как надо?! Заряжай!
Вместо полутора десятков движений, нужных для перезарядки обыкновенной фузеи, у нас осталось шесть. Я посчитал за лучшее соединить их под одной командой, а на учении иногда приказывал заряжать без команды и даже вести беглый огонь. Когда солдаты становятся в одну шеренгу с большими интервалами, не мешая друг другу, такой способ прилично добавляет меткости. В бою не стоило так делать, чтобы готовые зарядные каморы не истратить преждевременно: их снаряжать долго. Солдатам надо опуститься на колени на ровном месте, разложив перед собой укладку с инструментами, и возиться минут пятнадцать. Это на десять зарядов (прежнюю дюжину пришлось все-таки урезать). Заодно – наскоро почистить ружье: нарезы успевали забиться пороховой изгарью.
– По пятьдесят батогов после боя, кто будет мазать! Вторая шеренга… не спеша… с Богом… па-али! Третья… Четвертая…
Прежде русская пехота становилась в шесть шеренг, но последний год глубину строя убавили до четырех. Впрочем, по обстоятельствам, и старое построение могло применяться. По-новому удобнее было вести огонь, только первая шеренга в этом не участвовала: составлявшие ее солдаты просто сидели с заряженными фузеями, на случай если неприятель бросится в атаку сразу после нашего залпа.
– Заряжай!
Я посмотрел вперед: стоящая против нас линия изрядно поредела.
– Уже лучше! Вторая… Прикладывайся! Пали! Третья…
В промежутки ружейных залпов пробился мощный голос премьер-майора:
– Прекратить огонь! Багинеты примкнуть, в атаку… Ступай!
Наши багинеты и так были на месте, нам они стрелять не мешали. Пока другие возятся…
– Заряжай!
Манера атаковать багинетами на заряженных ружьях только начала распространяться среди европейских армий в испанскую войну. Дать залп в упор, а еще лучше – отдать этот выстрел на усмотрение солдат – и сила атаки удвоится.