— Элла займётся первой частью, — говорит она авторитетно, но не встречаясь с ней глазами, вероятно потому, что знает как разочаруется Элла, что не будет посещать тренировки чирлидеров. — Лиззи достанется вторая часть. Бетси, ты останешься на вечере.
Бетси заметно расслабилась на своём стуле.
— Но у нас же есть расписание, — протестует Элла. — Это несправедливо.
— Я знаю, — говорит мама, — но вы получали пятерки всю свою жизнь. Вы только что перевелись и директор Коуэлл особенно прокомментировал ваши высокие отметки. Будет странно, если вы начнете получать тройки по математике, это может привлечь внимание. К тому же, это отличное время, чтобы начать думать о колледже. О вашем будущем.
Начать думать о колледже? Я чувствую, что она думала о колледже ещё два дня назад. Забавно: никто из нас не знает, как мы даже технически сможем справиться в колледже, так что мы просто сунули головы в песок, думая об этом. Я выдыхаю, но все игнорируют меня.
— Итак, похоже, всё решено, — говорит мама, снова сверяясь с часами и поднимаясь. — Мне нужно вернуться в больницу.
— Как скоро? — спрашиваю я, зная, что мне необходимо освежить в памяти знания чирлидерства, которые Элла изучала долгое время. Мой живот крутит при мысли о производстве бодрости духа.
— Я позвонила в школу и сказала, что у тебя сегодня была мигрень, — говорит мама. — Я уговорила их разрешить тебе пересдать опрос.
Нервы бушевали внутри меня, я могла чувствовать и себя, и других тоже. Она не может сказать то, что, как я думаю, она скажет.
— Как скоро, мам? — снова спрашиваю я.
Она еще раз смотрит на часы, а потом вновь на меня.
— Завтра.
Глава 2
— Не забудь стереть лак с ногтей.
Утром, в самый последний момент, мама разговаривает со мной из дверного проема кухни Странно, что она придирается ко мне, ведь это она ушла минут пять назад оплатить счета перед домашней школой, а затем вернулась назад, потому что забыла и счета, и ключи от машины. Я закатываю глаза, она уходит, затем я смотрю на свои идеально накрашенные белые ногти.
— Почему у тебя лак всегда так легко смывается? — хмурясь, спрашиваю Эллу. Она пожимает плечами, взгляд ее направлен на долину ниже нашего дома. Я знаю, что она тоже расстроена из-за замены. Она встает и относит свою миску каши в раковину перед тем, как уйти; вероятно, чтобы почистить зубы. Опять. Я возвращаюсь назад и иду наверх, потом прогуливаюсь по коридору к маминой комнате в поисках растворителя.
Я открываю дверь в холодную, темную комнату и щелкаю по выключателю над головой. Пока я хлюпаю по ковру, я бросаю быстрый взгляд на три детских портрета в толстых коричневых деревянных рамках, висящая арт-галерея прямо на стене у двери. Я чувствую хорошо знакомое покалывание на затылке, как только мой взгляд на чём-то задерживается.
Любой другой увидел бы одну и ту же малышку в разных нарядах и с разными выражениями лица, но на самом деле это разные люди. Элла с открытым ртом; мама сказала, что она была заворожена бабочкой на палочке, которой фотограф привлекал ее внимание. Весь фон на её фотографии занимал универмаг. На своей фотографии Бетси пускает слюни, как сенбернар. А я плачу, наверное, потому что кто-то поставил меня в люльку.
Другое изображение заставляет волосы на затылке и на руках встать дыбом. Это просто снимок 4х6, изображающий гордого родителя и ребенка. Ребенок на фото выглядит так же, как дети на стене. Где-то здесь фото Оригинала, ребёнка, который умер.
Ребенка, клонированного мамой, чтобы сделать нас.