– И ты хотел меня позвать подыграть? Как тогда, у олигарха?
– Типа того. От этого концерта все зависит. Если хорошо отыграю, он отдаст мне Свету.
– Никусь, уверен, ты и без меня отлично справишься. Я в тебя верю!
Они обнялись на прощание, и Ник быстро покинул лабораторию.
Концерт начался с выступления каких-то местных звезд. До небольшой артистической, в которой Ник ожидал начала выступления, доносились довольно вялые аккорды электронной музыки. «Банально и тоскливо. Похоже, что тут действительно фигово обстоит дело с эмоциями. Придется порвать их, как грузик телку!» (тут он снова вспомнил того, земного Севана, потому что это было его любимое выражение). Было ясно, что сделать это будет совсем не просто, так как выступать придется в одиночестве.
Еще до визита в лабораторию он подумал, что где-где, а уж в Нижнем мире можно найти любых подходящих музыкантов и сыграть с ними. Но эту мысль Ник прогнал сразу после встречи с Севаном: во-первых, у него не было времени на репетиции. А во-вторых (и это было главным аргументом), ему совсем не хотелось играть с «замороженными» местными обитателями. «Если уж и Живоедов, и Севан жалуются на вялость, то лучше даже и не пытаться! Во всяком случае, я здесь единственный живой человек», – эта мысль воодушевляла Ника и придавала ему уверенности в собственных силах.
Клуб был совсем небольшой, уютный и симпатичный. Он напомнил Нику знаменитый джазовый Blue Note, в который он заходил пару раз во время путешествия по Америке. Неизвестный Нику автор проекта, вероятнее всего, тоже бывал там, так как буквально все здесь выглядело старательной копией со своего клубного брата-близнеца с Земли. Гримерка и сортир были привычно заклеены какими-то смешными афишами, небольшая сцена была увита проводами и шнурами. Звук Ник попробовал за пару часов до начала, все было прекрасно.
Орфей, внимательно следивший за Ником все это время, таинственно сообщил, что место это очень специфическое. Попасть сюда со стороны было невозможно, это был настоящий закрытый клуб с членскими карточками. Все это было в точности так же, как и на Земле, только со своей спецификой. По словам Орфея, местная публика и тут старается всеми правдами и неправдами просочиться в зал.
Чтобы окончательно расслабить товарища по путешествию, он начал, как всегда, цинично глумиться над местной публикой. Самой беззлобной его шуткой был рассказ о том, что стать новым членом этого клуба невозможно. На вопрос Ника «почему?» Орфей, выплевывая табачный дым, прохрипел, что для этого кто-то из старых обладателей клубной карты должен умереть еще раз. Унявшись, он пожелал Нику удачного концерта и удалился в зал, так как до начала выступления оставалось совсем немного времени.
С небольшим опозданием Ник вышел на сцену. Он прекрасно понимал, что спешить никуда не нужно. Вся его программа была небольшой, поэтому десяток-другой минут не играли никакой существенной роли, но держали интригу. Он решил, что если уж за полчаса не сможет зацепить слушателей, то больше и не имеет смысла играть. Махнув рукой шустрому, татуированному с ног до головы администратору, Ник вышел из-за кулисы с любимым «Орфеем» в руках.
Зал был заполнен до отказа. Столики стояли совсем близко друг к другу. Свет бил в глаза и, как обычно, не позволял Нику рассмотреть сидящих. Он удивился тому, что здесь тоже нельзя курить, как и в земных клубах. «Забавно! Мертвым же все равно, вредно это или нет, да и табачок местный – так, одна иллюзия!» – Вчера он стрельнул сигарету у многорукого портье и был крайне разочарован. Запах дыма, его вид и цвет – на первый взгляд все было так же, как и на Земле. Но, сделав пару затяжек, Ник сразу прочувствовал всю разницу между мирами – настоящим Живым и иллюзорным Нижним.
Наконец ведущий, забавный персонаж в котелке и с тросточкой, как у Чарли Чаплина, громко объявил:
– А теперь я приглашаю на эту сцену замечательного музыканта! Это единственный концерт у нас в рамках его специального тура! Итак, приветствуем – Ник с его программой «Живой»!!
Свое выступление Ник озаглавил в последний момент. Ему показалось, что это будет правильно, тем более что сегодняшний концерт напоминал экзамен. Обычно ему всегда легко давались любые выступления. Волнение если и возникало, то ненадолго, быстро растворяясь в жестких аккордах, как кусочек сахара в горячем кофе. Но со вчерашнего вечера ему не давала покоя одна мысль: как сыграть без помощи магии «Орфея»? Здесь, в запредельном пространстве, она не работала. Ник старательно вспоминал, что провел немало лет без любимой гитары, а значит, и писал песни, и выступал без посторонней помощи. А главное – он вообще не знал о чудесных свойствах своего любимого инструмента до самого последнего времени и работал, не рассчитывая ни на что, кроме собственных возможностей. Но такие мысли не слишком-то помогали… Поэтому, когда Ник вышел к микрофону, его ощутимо потряхивало. Выдохнув, он закрыл глаза и негромко сказал:
– Привет! Я Ник. И я действительно живой, – и ударил по струнам.
Первые три песни пролетели, как одна. Ник даже не открывал глаз и почти не делал перерывов. Он просто старался выплеснуть все то, что накопилось за все эти дни в его взбаламученной стрессом и необычными приключениями душе. Думать о Свете он себе запретил. Каждое воспоминание о ней было болезненным, та самая черно-белая фотография, подаренная ему Светиной мамой, точно царапала его твердыми уголками где-то глубоко внутри. Он прекрасно понимал, что именно сейчас, в настоящий момент, решается их судьба, и быть слабым сейчас просто преступно.
Привычное ощущение сцены и неизбежная доза первоначального короткого волнения, похоже, помогли ему обрести нужное состояние. Ник понял это по реакции зала, вначале сдержанной, затем все более живой. Судя по всему, слушатели не были знакомы с его творчеством. Это было легко объяснимо – во-первых, Ник не был всемирно известен. Во-вторых, абсолютное большинство попало сюда значительно раньше и просто не имело представления о рок-музыке. Но земная, человеческая энергия и по-настоящему живые эмоции не могли не сработать.
С каждой новой песней Ник чувствовал все большую поддержку. Его «Орфей» надрывался, приводя самого Ника в такое знакомое и любимое состояние максимального драйва. В какой-то момент он так разошелся, что совершенно неполиткорректно заорал: «Мертвяки, зажигайте!» Это привело публику в еще большее оживление, послышался свист и топот. «Ого! Разогрелись, однако!» – подумал Ник и продолжил. То ли свет стал чуть слабее, то ли привыкли глаза, но он успокоился и немного сумел рассмотреть публику. К огромному его удовольствию, слева от сцены сидел Живоедов. Тот заметил, что Ник его узнал, и весело помахал своей ручищей.
Постепенно, в паузах между песнями, вглядываясь и присматриваясь к сидящим еще внимательнее, он увидел массу знакомых лиц. Ник узнал их по фотографиям со своих виниловых дисков, а кое-кого он видел «живьем» в своей ранней молодости, на культовых концертах. «Ничего себе!» – в зале был Фредди Меркьюри с бокалом вина в руке, по темной кудрявой шапке волос он безошибочно определил Джимми Хендрикса. Ярким белым пятном сверкал пиджак Элвиса Пресли, рядом с ним блестели круглые очки Джона Леннона… За одним из столиков бурно обсуждали что-то Цой и Майк Науменко, девушка, напоминающая Дженис Джоплин, стояла около бара с двумя высокими парнями в кожаных куртках. Ник сразу сообразил, что это Джим Моррисон и Марк Болан. Всех зрителей он, конечно, не сумел рассмотреть, но было понятно, что на концерт гостя из Живого мира пришли практически все звезды рок-н-ролла! Он учился у них, подражал им, любил их и слушал до одури, но даже во сне не мог представить, что такое возможно!
Почувствовав от этого сумасшедший подъем, Ник разошелся не на шутку. Задуманная первоначально программа полетела ко всем чертям. Песни просто вылетали из него, управляя им самим и его энергией. Ник был за пределами себя. Наконец ему удалось вынырнуть из этого волшебного состояния. Он сообразил, что вечно так продолжаться не может и надо вести концерт к завершению, чтобы не смазать произведенный эффект. Ник сделал выразительную паузу, подождал, пока зал стихнет и негромко объявил: