— Гордыня — тяжкий грех, сын мой, — вымолвил священник.

— Воистину, ко всем относится, — парировал Артем.

Покряхтев, священник развернул один из свитков, лежащих на столе, и произнес:

— Ответь мне, сын мой, являешься ли ты православным?

— Да, — сухо ответил Артем и заметил, что помощник священника что-то записал в свиток.

— Причащаешься и исповедуешься ли?

— Да, — ответил Артем, вспомнив, как причащался в последний раз у отца Александра, еще до того, как попал к Цильху. Помощник Амвросия снова заскрипел пером.

— Ответь мне, сын мой, с какого времени служишь ты князю нашему Андрею?

— С февраля тысяча триста семьдесят девятого года, — произнес Артем, вспомнив, как назначил его десятником Андрей после свадьбы.

— С февраля семь тысяч триста восемьдесят седьмого года, — грозно сказал священник, повернувшись к помощнику, и снова обратился к Артему: — Ответь, кому еще ты служил в землях ингрийских, новгородских и псковских.

— Барону фон Рункелю и в ополчении магистрата, — спокойно отвечал Артем, прикидывая, когда эти формальности окончатся.

— Скажи мне, — продолжал священник, — служил ли ты отцу Александру, настоятелю храма в кузнечной слободе?

— Служил, — ответил Артем.

— Отчего же утаиваешь? — сдвинул брови священник.

— Не утаиваю, я думал, это неважно, — ответил Артем и тут же спохватился: — Служил слугой, приказчиком, а не мечом, поэтому и не сказал.

— Известно ли тебе, что священник Александр предписаний митрополита Пимена не исполнял, в проповедях канон предписанный нарушал, речами бесовскими людей прельщал? — спросил священник.

— Нет, неизвестно, — спокойно ответил Артем, испытывая страстное желание заехать попу в ухо.

— Принимал ли от отца Александра причастие, слушал ли его проповеди? — спросил поп.

— Принимал и слушал, — ответил Артем и краем глаза заметил, как обрадовавшийся чему-то секретарь что-то записал.

— Ответь мне, сын мой, по чьему приказу арестован тобой был отец Филарет, когда, будучи посадником Петербурга, ты вошел в город?