Ленин бросается его обнимать. Высокий Терещенко и коротенький Ленин. И столько открытости и простодушия в словах Терещенко, что Ленин немного отступает и долго смотрит в лицо Терещенко. И если вначале это взгляд бывшего в истерике жалкого попрошайки, и в тоже время артиста, сыгравшего удачно в искренность, то теперь это взгляд человека, делающего для себя важное открытие.
– Господин Ульянов, вот Вам моё честное слово. Но имейте в виду. Я буду вправе…
– Несомненно! Вы будете вправе! Завтра утром все министры будут на свободе. Вы в первую очередь!
– Тогда, пожалуйста, ещё Пётр Моисеевич Рутенберг. Я его подвёл. Запишите «Рутенберг».
– У меня хорошая память, – говорит Ленин, вытирая слёзы.
Санкт-Петербург. Петропавловская крепость. Трубецкой бастион. Вечер
Ленин выходит из камеры. В коридоре его ждёт гауптман. Молчаливый вопрос – убивать? Ленин отрицательно качает головой. Известным по памятникам жестом он протягивает руку вперёд. Решительно идёт по коридору. Выходит к машине. Садится. Гауптман, недоумевая, садится за руль.
– В Смольный! На Съезд!
Машина трогается. За ней грузовик сопровождения. Выезжают из ворот Петропавловской крепости.
Санкт-Петербург. Автомобиль. Вечер
В машине Ленин и науптман.
– Он назвал место, где находятся документы? – спрашивает гауптман.
– Зачем?! Он даёт гарантии.
– Гарантии?!
– Честное благородное слово, что никаких действий предпринимать не будет.
– Человек чести?
– Да!
Едут. Ленин смотрит прямо перед собой. И вдруг бьет себя по колену:
– Чёрт, чёрт, чёрт! Наваждение! Как пелена с глаз. Я понял, с кем имею дело. Вернее, с чем…
– Ну?