Глава пятая

Психологический портрет был готов в пятницу.

Дафна Мэтьюз, психолог отдела, уведомила Болдта об этом, оставив ему сообщение на стопке бумаги, приложив к нему свой отличительный знак — улыбающуюся птичку.

При виде Дафны у Болдта все еще перехватывало дыхание. Некоторые вещи никогда не меняются. Он задумался о том, что было причиной его интереса к этой женщине: ее роскошная грива каштановых волос или узкое лицо с острыми чертами. Вероятно, все-таки ее стройная фигурка, смуглая кожа и тонкие пальцы. Она была женщиной, способной сыграть сет в теннис, отговорить самоубийцу выпрыгивать из окна или провести пресс-конференцию, на которой никто не повысит голоса. А может, во всем были виноваты ее губы — розовые, пухлые, которые должны быть мягче растопленного масла и такими сладкими на вкус! Да еще ее одежда. Она одевалась красиво, хотя и не по последней моде. Утром двадцатого сентября на ней была клетчатая рубашка цвета хаки, которая восхитительно подчеркивала ее формы, на шее — серебряное ожерелье с прыгающим дельфином.

На письменном столе Дафны Мэтьюз стоял маленький пластмассовый Чарли Браун, держащий в руках табличку: «Доктор у себя — 5 центов». На подставке, рядом с горой разноцветных папок, стоял заварочный чайник, на нем были изображены переплетенные виноградные лозы с нежными голубыми цветами. Ее офис на девятом этаже был единственным во всем здании, где не воняло промышленными дезинфицирующими средствами и не возникало ощущения, что он построен городским правительством. На окне висели настоящие занавески, а собрание рекламных плакатов на стенах свидетельствовало о ее любви к английским пейзажам и картинам импрессионистов. На углу стола, противоположном тому, где приютился телефон, стояла красная керамическая лампа с латунными ручками. С полочки из небольшого магнитофона лилась мелодия Вивальди. Она приглушила музыку, развернувшись на своем стуле, и улыбнулась. Казалось, в комнате посветлело.

В небольшой стопке папок хранились свидетельства проблем, типичных для департамента: пьяная драка в отеле с участием полицейских (двое абсолютно голых мужчин вломились в бассейн, когда тот был уже закрыт); попытка самоубийства офицера из отдела по борьбе с наркотиками, предпринятая им после того, как он до полусмерти избил свою бывшую жену; результаты бесед с несколькими офицерами, прошедшими курс лечения от алкогольной и наркотической зависимости; с несколькими рецидивистами; с людьми, которых мучила бессонница, или, наоборот, которые спали слишком много из-за депрессии.

Дафна Мэтьюз считалась штатным психологом. Она пыталась вновь собрать тех полицейских, которые разваливались на части. Она выслушивала тех, кому необходимо было выговориться. Она создавала психологические портреты подозреваемых на основании всего, что ей удавалось найти.

Не спрашивая, она налила ему чаю, положила одну ложечку сахара и долила молока. Она размешала сахар и протянула ему чашку через стол. Дафна не поинтересовалась, что привело его сюда — они слишком давно знали друг друга, чтобы обходиться без подобных формальностей.

— Кусочек зеленого пластика в конверте, адресованном Стивену Гарману? Я не знаю, что он означает. Деньги? Ревность? Смерть? Или что-то другое?

— А стихотворение?

— «Начало — половина дела». Это из поэмы Горация. Квинт Гораций Флакк. Родился за сто лет до Христа. Оказал большое влияние на английскую поэзию. Один из величайших поэтов-лириков. Впечатляющие стихи. Наш мальчик разбирается в литературе. Учился в колледже, может быть, имеет степень магистра. Это или крик о помощи, или угроза.

— Наш мальчик? — спросил Болдт. — Убийца? Ты так думаешь?

— Мы ведь именно так решили играть, не правда ли? — сказала она. — По крайней мере, пока ты не дашь мне кого-нибудь другого. На рисунке изображен пожарник без головы, поднимающийся по лестнице. Это говорит о том, что дело сделано.

— Признание? — спросил Болдт, и сердце его учащенно забилось.

— Скорее, предупреждение, я думаю. Он предупредил Стивена Гармана; это позволяет ему дистанцироваться от последствий пожара.

— Это вина Гармана, — предположил он.