Я толкаю тележку мимо шикарной мебели в спальню, где оставляю ее, чтобы быстро заскочить в душ. Надеюсь, богатого аромата кофе хватит, чтобы Марк проснулся сам. Мне очень хочется сделать так, чтобы сегодня все для него было идеально. Он любит кофе. Я запрыгиваю под душ и намыливаюсь, стараясь не намочить волосы. Через полчаса нам нужно будет выйти из отеля и мчаться к аэропорту.
Строго говоря, сегодня будет самый длинный день в нашей жизни. Мы пересечем в обратном порядке одиннадцать часовых поясов и международную линию смены дат, так что через двадцать один час в воздухе и на воде мы окажемся на противоположной стороне планеты, а на часах будет всего десять. Я позволяю горячей мыльной воде омывать мои плечи, руки, новое золотое кольцо у меня на пальце.
Перед глазами проносятся образы вчерашнего дня: церковь, тост Фреда, тост Марка, разговор Каро с родителями Марка, первый танец. Последний танец. Вчерашняя ночь, когда мы наконец остались наедине. Отчаянно соскучившиеся друг по другу.
Я слышу тонкий звон фарфора. Он встал.
Выскакиваю из душа и в мгновение ока, вся мокрая, оказываюсь в его руках.
— Слишком рано, Эрин. Слишком рано, — сонно протестует он, наливая нам обоим горячий кофе. Я осыпаю его поцелуями и каплями воды.
Он протягивает мне чашку, и я стою, полностью обнаженная и совершенно мокрая, попивая кофе. Выгляжу я, если честно, замечательно. Я в форме. И стараюсь это показать сегодня. Не каждый же день девушка выходит замуж. Марк пьет кофе, устроившись на краешке кровати, его взгляд лениво скользит по моему телу, когда он делает глоток за глотком.
— Ты прекрасна, — говорит он, все еще не проснувшись.
— Спасибо, — улыбаюсь я.
Мы очень быстро одеваемся и покидаем отель. «Мерседес» скользит в сумерках воскресного утра. Водитель представляется Майклом, но почти не говорит с нами по дороге в Хитроу. Мы словно плывем по пустынным в такую рань улицам, надежно укутанные запахом кожаного салона. На улицах — лишь редкие полуночники, все еще не добравшиеся домой. Где-то там, в этих сумерках, но ближе к северной стороне Лондона, в запертых коридорах, в окружении множества спящих тел дремлют Алекса, Эдди и Холли, в камерах с голыми стенами, которые я никогда не видела, в преддверии дня, который я никогда не смогу осознать. Я с обновленной ясностью ощущаю собственную свободу.
В Хитроу Марк проводит меня мимо уже вьющихся очередей «Британских авиалиний» к пустым стойкам регистрации в конце зала. Первый класс. Я никогда раньше не путешествовала первым классом. И теперь испытываю странное смешанное чувство возбуждения и вины за саму мысль об этом. Я хочу роскоши, но знаю, что не должна хотеть ее. Марк летал первым классом с клиентами — и заверяет, что мне понравится. Нужно перестать так много думать об этом.
За стойкой женщина с ослепительной улыбкой приветствует нас так, словно мы ее давно потерянные друзья, наконец-то вернувшиеся домой. Фиона, наша помощница по регистрации, назвавшая только свое имя, безгранично приветлива и полезна. К такому определенно легко привыкнуть. Полагаю, деньги покупают тебе время, а время покупает внимание. И ощущается это чудесно. «Не стоит увлекаться анализом, — говорю я себе. — Просто наслаждайся. Довольно скоро ты снова станешь бедной».
Мы шествуем мимо охраны. Охранники выглядят так, словно им стыдно проверять наш багаж. Как только я снова надеваю туфли, Марк указывает мне на дальнюю правую стену за залом досмотра. В стене дверь. Самая обычная белая дверь. Без каких-либо вывесок. Выглядит она как дверь для персонала. Он улыбается.
— Это дверь миллионеров. — Он усмехается и вскидывает бровь. — Пройдем? — спрашивает он.
Я могу лишь следовать за ним. Марк целеустремленно пересекает зал, словно точно знает, куда нужно идти, а я в это время совершенно уверена, что нас вот-вот остановят. На пути к двери без малейших опознавательных знаков я почти ожидаю, что вот-вот на мое плечо опустится жесткая рука и нас проведут в какую-нибудь тесную камеру для долгих часов допроса о предполагаемой террористической атаке. Но ничего подобного не происходит. Мы незамеченными проходим через зал, затем через странный маленький коридор и оттуда в прохладный кондиционированный бизнес-зал «Конкорда».
Это — тайный короткий путь только для пассажиров первого класса. Сразу после быстрой проверки — к частному залу «Британских авиалиний».
Так вот как живет другая половина населения? Точнее, один его процент. Я ведь понятия об этом не имею.
«Британские авиалинии», как выяснилось, выплачивают аэропорту Хитроу миллион фунтов стерлингов компенсации в год, дабы гарантировать, что пассажирам первого класса не придется подвергаться унижению, проходя мимо магазинчиков дьюти-фри, набитых всяким хламом, который им совершенно не нужен. И который сегодня не нужен нам.
Внутри зал представляет собой настоящий рай. Я счастлива оказаться по эту сторону двери, о существовании которой пять минут назад даже не догадывалась. Странно, правда? Когда думаешь, будто знаешь, что такое «хорошо», и вдруг осознаешь, что за гранью твоего понимания находится совершенно новый уровень качества. Это даже немного пугает. Особенно скорость, с которой нечто хорошее может оказаться недостаточно хорошим в сравнении с чем-то другим. Может, лучше никогда не видеть такого качества. Может, лучше не знать, что всех остальных в аэропорту специально направляют к розничным магазинчикам, чтобы обобрать там до последней нитки, в то время как твоим карманам ничто не грозит.
«Эрин, ты слишком много размышляешь, прекрати, — думаю я. — Это нормально — радоваться хорошему».