– Да, но тут явно следы не от ногтей, Юрий Олегович, – возразила докторша, – Меня больше волнует вопрос, чем ты проткнула ей кожу?
– У неё вместо ногтей были когти. Я вам клянусь! – успела вставить Ахимова. Все на неё посмотрели, как на умалишённую.
– Ульяна покажи свои руки, – недоверчиво попросила врачиха, и Уля вытянула вперёд обе кисти. Ногти на всех пальцах были аккуратно коротко подстриженны.
– Невозможно такими ногтями проткнуть кожу, – инспектор тоже оглядела Ульянины руки.
– Невозможно, – задумчиво подтвердила докторша.
В следующее мгновение в кабинете появилась мама Ульяны. Она устало и хмуро оглядела всех присутствующих. Классная руководительница решила увести учениц. Уля села на лавочке возле медицинского кабинета, а Дарья, обнимая шею обеими руками и опираясь на плечо учительницы, поплелась прочь. Прошло, наверное, лет сто, прежде чем дверь распахнулась и оттуда вышел Юрий Олегович. Он тоже выглядел весьма уставшим, но всё равно ободрительно улыбнулся.
– Ну ты даёшь, Ульяна. Заварила кашу, – он приземлился рядом, скрестив пальцы рук и облокотившись на собственные коленки.
– Я не хотела. Не знаю, что на меня нашло, – честно призналась она, ощущая смятение и страх.
– Не переживай, – он потрепал её за плечо, как друга, – С ней всё будет в порядке. Там просто царапины. Тем более она сама виновата. В следующий раз будет думать головой.
Уля зачем-то посмотрела на свои ладони ещё раз, словно убеждаясь, что никаких когтей нет и в помине. Следы крови всё ещё оставались на пальцах, и Уле захотелось их срочно смыть, стереть. Юрий Олегович заметил, с каким отвращением она мусолит ладони влажной салфеткой.
В общем, оказалось, что мама была знакома с Анжеликой Владимировной, поэтому спустя полчаса они вышли из кабинета с довольными лицами, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Мама стала серьёзной только после того, как они оказались за пределами стен школы. Ника всё это время спала на заднем сидении в работающей машине. Мама, как в каком-нибудь фильме боевике, усадила старшую дочь в автомобиль со словами: «Всё, надо валить отсюда». И это было бы смешно, если не было бы так грустно. С Игорем Уля так и не поговорила. Передумала. Если уж у него всё сложилось с Аней, то она не станет встревать между ними. Она мысленно пожелала им счастья. И пусть всё будет так, как должно быть.
Уля смогла заснуть только глубокой ночью. Перед глазами то и дело всплывало лицо Ахимовой. Этот неописуемый ужас в глазах. Уля до сих пор помнит ту силу, с которой давила на Дашкину шею. Это были тиски самые настоящие. И если бы не Юрий Олегович… Уля закрыла глаза. В мыслях о нём ей становилась как-то спокойно. Она вспомнила, как он прижал её к себе. Она испачкала его рубашку кровью Ахимовой и своими слезами. В его объятиях было.… Как в объятиях отца.… Да.
Серая, но современная, нашпигованная новомодными технологиями, палата размещалась на третьем этаже. Посреди стены одно цельное огромное пластиковое окно с видом на город. Вдоль другой стены – небольшая заправленная койка с матрацем вставленный в клеёнчатый мешок. Уля уже успела заправить постель своим постельным бельём. Мама привезла её ранним утром, а сама отправилась на работу. Хотя Уля видела с каким усилием воли, она оставляет дочь в больничных стенах, пообещав обязательно заехать вечером.
Вот уже два часа Уля сидела на койке, прислонившись спиной к стене, и слушала звуки гробовой тишины, ожидая чего-то или кого-то. Филипп Рабинович заглянул в палату единожды, когда на часах уже перевалило за полдень. Он убедился, что пациентка поступила и ушёл. Улю покормили остывшим безвкусным лапшичным супом, рыбной котлетой и картофельным пюре. В три тридцать позвонил Игорь (как раз в это время в школе шла большая перемена).
– Ты чего заболела, что ли?
– Типа того.… Приходи проведать… – мусоля руками футболку, предложила Уля.
– Хорошо. Ты мне только адрес эсэмэской вышли.
– Замётано.
– Тебе чего-нибудь купить?
– Да не, всё есть, – она посмотрела на тумбу, на которой всё свободное место занял большой неразобранный пакет с продуктами. Мамина забота.