Мне страшно неловко, но и я, вот уже несколько лет пытающийся разобраться в немыслимых хитросплетениях советского атомного шпионажа, внес свою постыдную лепту в эту покрытую мраком историю. В одной из статей публично «похоронил» Соколова-Клода.
Юрий Сергеевич позвонил, представился, принял мои запоздалые извинения, и мы познакомились. Знаете, что поражает в людях той, к сожалению, уходящей когорты? Они, будто на подбор, скромны, интеллигентны. Не совсем уверены, что уже можно рассказывать, а чего никогда нельзя. И еще они очень не богаты. Офииерская пенсия плюс крошечные блага, никаких сбережений, зато гордость за профессию — не выставляемая напоказ, однако весьма заметная.
— С 1947 по 1952-й. У меня был дипломатический ранг — третий секретарь. Сначала консульство, потом перевели в представительство при ООН. Около шести лет — и без всяких стпускоз.
— Да, сегодня кажется невероятным. Но приходилось работать с ценной агентурой — какие там замены? Линия научно-технической разведки, в которой всю жизнь трудился.
— Серьезнейшие. Достаточно много интересных людей, от которых я получал материалы по тому же атому. А когда и наши взорвали свою бомбу, интерес все равно не угас: дело совершенствовалось, ученые двигались уже к бомбе водородной, возникал трудный вопрос о средствах доставки.
— Они мне достались от предшественников. А кем они были и есть сегодня, говорить не буду. Меньше всего наши помощники нуждаются в газетной славе.
— Хорошо. Например, в Штатах я работал с Моррисом и Лоной Коэн. Имена в нашем мире известные.
— Слово «шпион» здесь грубо и неуместно.
— В США меня как раз и отправили, чтобы восстановить связь с ними. Встретились, познакомились, подружились. С ними мы оставались друзьями до конца.
— В ООН.
— Вы правильно слышали. Но связь с Абелем только налаживалась. Требовали, чтобы информаиия передавалась быстро. Помошь Абелю нужно было ускорить.