– Да ну? Как это? Я буду здесь несколько дней.

– Я знаю, Робер. Ничего не могу поделать.

– Даже с презервативом?

– Да, мне очень жаль. Как прошла твоя поездка? Много обуви продал?

– Итальянцы нас обскакали. Даю себе год-два, мы еще повоюем.

– А на праздники ты будешь здесь? Я еще не знаю. Ничего не решила.

– Мне трудно вырваться в праздники.

– Да, я знаю, что тебе трудно вырваться в праздники, Робер, но ничего страшного. Я понимаю твою ситуацию. Ты же знаешь, я девушка без комплексов.

Я вешаю трубку.

Это просто чудо, что никто не знает про нас с ним. В одном разговоре Анна сказала мне, что выбирала мужчину заурядной внешности, чтобы душа была спокойна. Я оставила это без комментариев.

Мне бы хотелось остаться с ним друзьями, если нам придется порвать, но, честно говоря, я в это не очень верю. Я плохо его знаю, хоть и спала с ним, все равно узнала не лучше, но не думаю, что он хотел бы иметь меня исключительно в друзьях. Такое у меня впечатление. Ришар никогда не поддерживал с ним отношений, кроме самых поверхностных. «И как только ему удалось ее покорить, черт возьми?» Он задает этот вопрос регулярно – особенно когда мы возвращаемся с обеда, куда были приглашены и они и где он тщетно пытался пофлиртовать с нею. «Ах, это тайна, Ришар. Сам знаешь. Почему люди сходятся? Посмотри на нас. Полнейшая тайна, не так ли?»

Этой сцене больше двух лет. Месяц спустя мы расстались, и я наконец вздохнула. Наконец-то одна. Свободна. Свободна от мужа, чье настроение стало отвратительным, свободна от сына, о котором толком не знала, чем он занят, и так мало связана своими отношениями с Робером, что даже не торопилась положить им конец.

Какое откровение. Сегодня, со временем, я могу сказать, что одиночество – лучший на свете подарок, единственное убежище.

Нам надо было бы расстаться раньше, не тянуть. Мы выставлялись друг перед другом напоказ. Показывались друг другу в худшем свете, показывались низкими, пошлыми, одиозными, мелочными, растерянными, капризными, в зависимости от ситуации, и мы вряд ли что-то приобрели – скорее потеряли уважение к себе, по его словам, и я с ним согласна.

Уйти от кого-то требует больше мужества, чем принято думать, – если только не уподобиться этим зомби с выжженным мозгом, этим дурачкам, которых порой встречаешь. Каждое утро я просыпалась и не находила в себе мужества, и в последние дни только и делала, что ныла. Времени у нас ушло много. Три дня, три долгих дня и три долгих ночи, чтобы оторваться друг от друга, поделив мебель, фотографии, видео, документы, столовые приборы.

Конечно, были крики, кое-какой урон. Ришар воспринял это очень плохо, он считал, что я выбрала наихудший момент, чтобы бросить ему это в лицо. Это его слова. Он как раз защищал свой проект – великий проект его жизни, тоже по его словам, тот самый, что вознесет его к вершинам, особенно если Леонардо вдохновится ролью, – а я тут лезу со своими глупостями и путаюсь под ногами. И это его слова.

– Не пытайся обвинить во всем меня, Ришар. Не начинай.

В ответ он с размаху залепил мне пощечину.

Я готова была заключить его в объятия. «Спасибо, Ришар, спасибо», – сказала я ему. Едва занималась заря, когда я вышла из такси и протянула мой багаж портье. Расписалась в карточке. Меня проводили к лифту. Я улыбалась. Я смогу выспаться одна в большой кровати после трех дней борьбы. Аллилуйя. Я смахнула слезы радости. Мой телефон звонил несколько раз, но я не ответила.

Сегодня утром я совещаюсь с десятком сценаристов. Изнасилованная женщина не боится высоко закинуть ногу на ногу, чтобы компенсировать свой бледный вид. Я вдобавок очень плохо спала, это была первая ночь, когда я проснулась в ужасе – чувствуя, что на мне лежит мужчина, хотя я просто завернулась в одеяла. Я сажусь в постели с криком, и в этот самый момент загорается экран моего телефона и приходит сообщение. Мое сердце отчаянно колотится.