– Ну… – безопасник невинно пожал плечами. – Есть у меня кое-какой способ брать машину через одного знакомого.

– А знакомый не будет против? – спросил я.

– Не, – отмахнулся Говоров. – Он умер давно уже. А карточка неименная привязана к аккаунту.

– Я все еще не уверен, что мы делаем правильно, подставляя одного из друзей Толика, – сказал я.

Машина резко вильнула в сторону обочины. Говоров зло стукнул по рулю и посмотрел на меня:

– Выходи.

– Что?

– Выходи, я сделаю все сам, – резко сказал он.

– Да что на тебя нашло?

– Ничего! – рявкнул Говоров. – Ты, видно, не понимаешь всю серьезность! Мы либо идем на это вместе, либо я сделаю это без тебя! Решайся, либо выходи из машины, либо больше не сомневайся!

Я сначала дотронулся до дверной ручки, затем отпустил ее и посмотрел на Колю. Мне вдруг стало стыдно. Этот маленький худой парнишка в очках не боится и решительно готов идти до последнего, а я все сомневаюсь. Все трясусь даже после того, как эти ублюдки чуть не убили меня и мою беременную жену. Нет, Серег, больше сомневаться тебе нельзя. Я решительно кивнул, и Говоров одобрительно кивнул в ответ. Все, теперь точно пути обратно нет. И никаких сомнений.

Мы ехали молча минут 40, и только когда «каптюр» выскочил на трассу, Коля сказал:

– Серег, я понимаю, что тебе может казаться, что мы делаем что-то неправильное, но позволь я кое-что тебе расскажу про этого Диму Логачева. Этот самый Дима близкий дружок Толи, который задушил и похоронил в своем леске Марину. Тоже судимый, только вот отличие от нашего друга Толи, он был судим за изнасилование. Хорошие ребята, да? Один судим за грабеж, второй за износ. И вот сейчас, когда мы едем чтобы подставить этого самого Логачева, я не испытываю никаких моральных страданий. У меня почти нет сомнений, что он причастен к тому, что произошло с тобой на мосту. А если и не причастен, то значит у него наверняка будет алиби, но хоть какую-то передышку мы получим от этого Воронцова.

– Ты так боишься этого Воронцова? – спросил я.

– Боюсь, – кивнул Говоров. – Потому что я знаю таких, как он. По нему информации нарыть удалось не так много на самом деле, но из того, что установили, так это то что этому следаку вообще никто не указ. Он ручной. Знаешь, есть такие ручные следовали, которым большие дяди дают поручения. Мы их ручными и называем в органах.

– Ручными?

– Да, именно так, – Говоров зло стукнул по рулю. – Они особенная категория. Это такие ребята, которым вообще насрать на какую-то мораль, принципы и прочую чушь. Они как правило работают по заказу. Ну есть какая-то группа уважаемых людей из высоких кабинетов, которой кто-то не нравится. Предприниматель какой-нибудь или журналист который много свой рот раскрывает, тогда выпускают этих ручных. У них сама специализация подставлять людей. Сам подумай, если ты всю жизнь сажаешь за решетку, то у тебя есть необходимые знания чтобы нужного человечка посадить. И сделать это красиво, чтобы комар носа не подточил. Это не просто подброшенные наркотики, это ювелирная работа с документами и вещественными доказательствами. Воронцов профессионально фабрикует дела для уважаемых людей. И поэтому у него есть иммунитет. Поэтому этот майор кормится от контор вроде нашей, а на это закрывают глаза. Рано или поздно он перестанет быть полезным и от него тоже избавятся. Будет он уже каким-нибудь подполковником, а у него будут на камеру доставать пачки денег из-под полы. Но это потом, когда знать будет много и пользу перестанет приносить, ну или просто нюх потеряет. Тогда то его как презерватив использованный выкинут, а в идеале еще и придушат по тихой в СИЗО или даже просто без уголовного дела. Но сейчас этот Воронцов на коне. Сейчас он стрижет бабки везде, где может, и не думает о том, что будет с ним через несколько лет.

– Ты это меня так подбадриваешь, рассказывая про то, как работает система, чтобы я перестал сомневаться?

– Да, – кивнул Говоров и замолчал.

Оставшуюся дорогу мы провели молча, а я лишь размышлял над словами Коли. О чем размышлял сам Коля, только одному богу известно.