Я сел рядом с Говоровым. Действительно, делать больше ничего не оставалось, кроме как ждать. Телефон в кармане завибрировал. Звонил Коротков. Только этот человек мог набрать мне в семь утра и не видеть ничего в этом плохого. Я сбросил вызов.

– Кто там набирает? – спросил Коля.

– Да Короткову неймется.

– В семь утра?

– Ну, он не очень тактичный товарищ, – ответил я. – Ему кажется, что это нормально – звонить в семь утра.

– Не отвечай, – сказал Говоров. – Вообще лучше на связь сейчас не выходить. Нас тут нет.

«Нас тут нет», – мысленно повторил я за Колей. Я прислонился к дереву и закрыл глаза. Какое-то время я молча сидел, время от времени отмахиваясь от наседающих комаров. Потом сам для себя не заметил, как провалился в дрему: подъем в без десяти пять давал о себе знать. Сон разогнали бесцеремонные толчки в плечо от Коли. Когда я открыл глаза, он показывал куда-то в сторону деревни:

– Уезжает. Смотри.

Я взял бинокль и увидел, как парень лет 25 в спортивном костюме садится в побитую «мазду» и выезжает со двора. Когда его машина скрылась из виду, Коля сказал:

– Пошли.

– А как пробираться будем? Мы как на ладони.

– Да не надо нам пробираться, – отмахнулся Говоров. – Мы грибники, помнишь? Когда делаешь что-то незаконное надо выглядеть естественно, тогда случайные прохожие подумают, что все что ты делаешь это по плану. Если мы сейчас будем ползти через огород как придурки, то нас точно заметят местные жители, если они и правда тут еще есть.

Мы встали и пошли в сторону дома, таща свои дурацкие корзинки. Уже вошедшее солнце ярко освещало поляну, через которую мы переходили к огороду у дома Логачева. Я невольно подумал, что когда человек идет на преступление, то и погода должна быть тревожная: должен идти дождь или же на дворе должна быть непроглядная тьма. Так учит нас массовая культура: так во всех книгах и фильмах. Но нет, мы шли по высокой траве со своими корзинками, а теплое солнышко освещало нашу поляну. Со стороны огорода ограда была, но сильно покосившаяся. Да и сам огород был явно заброшенным. В прошлый раз во тьме я не смог рассмотреть как там у Толика сельское хозяйство, но вот у его друга точно тут не постоянное жилье.

Мы прошли через огород и подошли к дому. Сам дом представлял почти такую же покосившуюся рухлядь, как и почти все остальные дома в округе, что отсюда можно было увидеть. Коля огляделся по сторонам и подошел к крыльцу. Он недолго поковырялся с замком и легко потянул дверь на себя. Со стороны могло даже показаться что он не пользовался отмычкой, а просто чуть повозился с ключом.

Когда мы зашли в дом, я еще раз убедился, что Логачев тут не живет. Старая, еще советская мебель была покрыта толстым слоем пыли. Я прошелся по скрипучему полу, который от каждого шага словно выдавал звуком, что в доме кто-то есть. Говоров же тем временем деловито осматривался по сторонам.

– Ну что, где оставим документы оставим? – спросил я.

– Да я уже оставил, – пожал плечами Коля, что-то быстро набирая в телефоне.

– Как? Ты же все время у меня на виду был, я даже не заметил, – удивленно сказал я.

– Ну, в квартире Савельева ты ведь тоже не заметил, – пожал плечами Коля и вдруг осекся.

Где-то совсем рядом послышался звук мотора и спустя еще секунду отвратительный визг тормозов. Я быстро подскочил к окну и увидел раздолбанную «мазду» Логачева. В следующий миг Коля оттащил меня от окна.