Вдобавок выяснилось, что доходящие через цепочку кашеваров пожелания часто теряли по пути именование пожелальщика, и кулинарному гению стало абсолютно неясно, что на что и кому следует менять в номенклатуре и очередности подачи кушаний. С ассортиментом и количеством продуктов проблем не было — харча было заготовлено много. А вот с удовлетворением запросов конкретных индивидуумов все оказалось сложнее…

Срочно было созвано новое рабочее совещание в начале нового трудового дня. Франсуа-Рожер, в силу временного прессинга, объявил повестку дня и предупредил, что совещание должно уложиться в пять минут. Обрисовав ситуацию, Оливье предложил собравшимся высказаться на тему, каким образом удовлетворить всех гостей вместе и каждого в отдельности одновременно. Староста, очевидно более других знакомый с методами ублажения запросов хозяв, высказался за демократию в вопросах питания в духе, что пусть каждый ест то, что хочет. А на вопрос, каким образом хотенья господ будут доведены до холопов, предложил, в силу своей грамотности, попросту записать на бумажке весь перечень доступных для выбора и замены блюд. Француз, как начальник, был обязан сказать последнее слово — и он его сказал. Слово гласило, что нужно список для красоты озаглавить. Слово так же сформулировало и само заглавие. Очевидно, слово подразумевало «замены в обеде» — но не до конца освоенные принципы склонения, спряжения и сочетания корней русских слов с префиксами и суффиксами (и в частности слова «менять») французским интеллектом превратили вышеуказанное подразумеваемое в произнесенное «мены обеда». Осознав, что данный список (весьма длинный к тому же) предстоит повторить в сотне копий при полном отсутствии множительной техники, староста тут же пожалел о своей инициативе, но, подраскинув умишком, тут же переложил тиражирование документа на группу трудящейся молодежи, так же знакомых с основами начертания букв. Утрата оригинала не позволяет с уверенностью определить, староста ли в спешке описался или случайная клякса исказила смысл написанного, но все из несколько доступных в настоящее время копий начинаются с тщательно вырисованных детскими руками кириллических букв «МЕНЮ обеда». А тот факт, что практически каждый из гостей счел необходимым прихватить документ с собой в качестве сувенира, дабы хвастаться перед соседями, не позволил изменить этот термин во всех последующих реинкарнациях списка, ставшего непременным атрибутом массовых застолий в местах коллективного питания.

Но сим словом вклад старосты в графическое изображение человеческих слов не исчерпался. Загрузив отроков работой, староста, в полном соответствии со своим официальным статусом активно присоединился к официальной церемонии встречи гостей. Гости же, в большинстве своем приехавшие из более или менее отдаленных имений и проведшие в каретах, бричках, пролетках, дрожках и иных транпортных средствах достаточно длительное время сразу же по выражении радости от встречи с хозяевами задавали отведенному в сторону старосте один и тот же вопрос. Староста же, проинспектировав еще утром вновь возведенные помещения, счел «народные» сараюшки вполне еще чистыми и приемлемыми для начального обслуживания прибывающих гостей, но с целью непересечения гостей с представителями противоположного пола счел необходимым особо отметить двери салонов. И, не имея художественных талантов, предпочел использование графики, канонизированной святыми Кириллом и Мефодием. Изобразив на двери мужицкого отделения букву «М» (что долженствовало означать «Мужики»), на другой же двери букву «Ж» (означавшую соответственно «Жоны»). Так что современная расшифровка популярный аббревиатур не совсем соответствует первоначальному замыслу, впрочем мало отклоняясь о сокровенной сути… но это так, лирическо-лингвистическое, можно сказать, отступление от основной темы повествования. Но, раз уж отступили, так и закончим отступление полностью.

Одним из приглашенных на торжественное мероприятие, посвященное помолвке Петра Анатольевича, был ни кто иной, как Александp Григорьевич Кушелев-Безбородко, известный каждому русскому человеку как прототип Пьера Безухова в безграмотном творении идейного отца и деда всех графоманов. В реальной же жизни Александр Григорьевич прибыл на мероприятие в возрасте всего лишь тринадцати лет, не обретя еще второй части своей знаменитой фамилии (что произойдет только тремя годами позже) и только сопровождая отца своего, адмирала и графа Григория Григорьевича Кушелева. Здесь же мы обращаем внимание на столь незначительную в реальной истории фигуру лишь потому, что фигура сия, особо отмеченной вышеупомянутым бумагомаракой близорукостью страдая с детства, зайдя в указанное старостой заведение соизволило поинтересоваться, что за очки изображены на полу. И в самом деле, два круглых отверстия, соединенных щелью между неплотно прилегающими друг к другу досками пола, походили на изображение имеющихся на носу слабовидящего отрока очков. На вопрос контролирующего процесс (и страхующего господ от возможных случайностей) мужичка, о каких очках идет речь, отрок указал на отверстия и добавил, мол вот эти два. Ну какой спрос с простого мужика, незнакомого со средствами корректировки зрения? Слово, как известно, не воробей — со всеми вытекающими последствиями. На этом лирико-лингвистическое отступление будем считать исчерпанным и вернемся к основной теме исследования.

Дворянство российское в то время делилось, как известно, на несколько не то чтобы враждующих, но, скажем, идейно противоборствующих групп в соответствии со своими политическими пристрастиями. Франкофилы (к коим относился и хозяин поместья) любили все французское (что не мешало им, впрочем, достойно воевать с французскими войсками). Англофилы же к французскому всему относились с неприязнью, германофилы ни в грош ни ставили предметы обожания первых и вторых. Однако в нормальной мирной жизни идеологическая направленность мало влияла на быт и привычки представителей различных течений. И лишь в одном — в выборе «любимых» напитков идеология сказывалась на быте. Конечно, это было в значительной части позерством, поскольку уксус, к которому по вкусу приближались все тогдашние вина, был одинаков и в Германии, и во Франции, и даже в далекой Индии. Тем не менее дворяне считали необходимым именно таким образом демонстрировать свое разнофильство, и посему Анатолий Николаевич — большой коллекционер пьянящих напитков со всего мира — считал целесообразным отмечать на висящей в кабинете карте места рождения той или иной бутылки. А имея в виду наличие среди гостей сторонников различных «партий», счел целесообразным особо отметить в списке подаваемых вин их географический источник. Передав соответствующее распоряжение старосте, Бабынин-старший далее перенес свое внимание на прибывающих гостей, староста же, подыскав еще одного грамотного паренька, велел последнему переписать список бутылок в соответствии с указаниями, находящимися на стене в кабинете барина. Послушный парубок честно перерисовал контур Европы и разместил названия вин примерно на территориях стран происхождения. И поэтому список вин на предприятиях общественного питания или же на званных кормежках именуется именно как «винная карта», а не каким-то иным словом.

Ближе к полудню гость пошел косяком, и всему личному составу бабынинского населенного пункта была объявлена предстартовая готовность. Загудел огонь в трубах, чугунная плита раскалилась чуть ли не до бела, замелькали сечки салаторубов, чугуны суподелов и рыбоваров уютно устроились в гнездах кухонного монстра — в общем, работа закипела. Впрочем, закипело-то как раз варево в указанных чугунах, но, поскольку для нарождающегося на глазах кулинарного сословия данное варево представляло собой содержимое их работы, промеж себя пейзане процесс кипения бульонов и супов именовали именно так — «закипела работа». А вот праздношатающиеся вокруг горничные и денщики высокородных гостей поняли под данным, сугубо профессиональным термином, процесс активного применения трудовых навыков для достижения желаемой цели, и распространили в дальнейшем его на прочие, не связанные с кипящими горшками, области человеческой деятельности. Впрочем, мы опять отвлеклись от основной темы повествования. Вернемся к столу.

Выделенные для обслуживания стола молодые деревенские парни надевали (на основе вчерашнего прецедента) отстиранные и отглаженные камзолы бывшего ливрского полка, а одноименные девки наряжались в сарафаны и надевали праздничные кокошники. Потомки тех мундиров так по названию сгинувшего полка и называют до сих пор ливреями, а потомки же кокошников и по сию пору составляют форменный головной убор функциональных потомков тех девок — официанток без такого знака принадлежности к профсоюзу еще недавно можно было встретить лишь в дешевых забегаловках… однако, не о том речь.

Несмотря на то, что по высочайшему повелению начало обеда предполагалось в два часа пополудни, гости начали высказывать все возрастающее желание немного подкрепиться значительно раньше — чему способствовало не столько состоявшееся путешествие на свежем воздухе, сколько разносящиеся с кухни разнообразные и весьма привлекательные ароматы. Короче говоря, уже без нескольких минут час как гости, так и хозяева поместья единодушно разместились вокруг стола. В силу неготовности изрядного числа из планируемых к застолью блюд Франсуа распорядился подать к столу для начала напитки безалкогольные для занятия рук и ртов гостей нейтральным действием и выдать гостям свежеизготовленные «меню» и «винные карты» для занятия уже умов гостей проблемой выбора. А поскольку юный француз понимал, что до изобретения телевизора или даже граммофона, способного отвлечь ожидающих пайку лиц от действенной (в условиях норм крепостного права) критики пищеготовцев, еще далеко, то для занимания гостей чем-то осмысленным немедленно по мере завершения производства на стол стали выставляться мелкопорционные салаты и ранее заготовленные «холодные закуски». Для удовлетворения «мясных запросов» выраженных частью приступивших к поеданию салатов господ Франсуа-Рожер Гастон то ли в припадке бессильной ярости, то ли в результате гениального озарения изобрел уже в ходе обеда несколько новых «традиционных блюд русской кухни». Прежде всего он распорядился нарезать тонюсенькими ломтями несколько свареных заранее говяжих и свиных языков, а ломти эти красиво, но тонким слоем разложить по нескольким тарелкам так, чтобы вилкой можно было ухватить не более чем один-два ломтика. Тем же манером он распорядился распластать и подать к столу привезенную в качестве презента одним из гостей соленую семгу. А увидев успех новых блюд среди гостей, аналогичным образом подготовил и подал к столу холодную вареную свинину и остатки холодной же осетрины, запеченной вчера над мангалом но недоеденной вчерашними едоками.

Вторым «мгновенным» изобретением хитроумного французика было принципиально новое кушанье. Обычно внутренние органы животных и птиц, именуемых для общности «потрохами», относили к категории «субпродуктов» — то есть продуктов, скажем, не высшей категории, и высшим сословиям их в пищу не готовили. Но врожденная экономность русского крестьянина не позволяла им выкидывать даже потроха, и работники бабынинской кухни готовили их отдельно для собственного употребления. Так на кухне оказался чугунок с вареной куриной печенкой — не самый маленький по размерам, поскольку кур было направлено на пищевые цели несколько десятков. Француз знал, что куриная печень в вареном виде вкус имеет несколько резкованый, да и крошится довольно легко, что делает ее неудобной (если не сказать неприличной) к подаче к барскому столу. Но, подумал юный шеф, если смягчить небольшую резковатоть вкуса маслом сливочным, тщательно перемешав уже перемятый в труху субпродукт, то получившееся блюдо баре должны вкупе с многими другими заглотить без особых претензий. Здоровые мужики почти мгновенно воплотили задуманное в жизнь и Оливье, красивости ради уложив смесь в начищенные ранее пашотницы и иные мелкие миски и украсив каждую миску масляным же «цветочком», отправил продукт в широкие народные массы. Новый, интуитивно изобретенный продукт произвел фурор за столом, и впоследствии первооткрыватель нового кушанья, названного групповым именем «паштет» (а как еще назвать незнакомое блюдо, поданное именно в пашотнице? — хотя каждому ясно, что пашотница — это всего лишь подставка для яиц), был вынужден провести серьезные исследования в части применимости различных печенок и иных субпродуктов для увеличения объемов подаваемых к столу «паштетов» — но дальнейшие исследования были произведены гораздо позже, сейчас же подача паштета позволила завершить ранее запланированную готовку первых блюд и, как стало здоровой традицией позднее, примерно через час после начала пиршества гостям было объявлено, что наступило время подачи горячих блюд.

Если первый час гости, впервые столкнувшиеся с изобилием и невиданным разнообразием продуктов, активно переговаривались, спрашивая друг друга «что это там такое красненькое в зеленой миске» и обращаясь к соседям по столу с просьбами «передайте мне кусочек той белой рыбки», то следующие полчаса прошли в относительном молчании. Гости постепенно стали проникаться пониманием того, что все произошедшее есть не более чем прелюдия и в размышлениях как об уже съеденом, так и о предстоящем к поеданию исходя из содержимого лежащих на столе меню старались оценить свои силы и прикидывали допустимые объемы и веса заказываемых порций. Наличие среди гостей определенного числа бывших и настоящих офицеров плюс все еще не закончившаяся, хоть и за пределами России, война подвигла мужскую половину едоков на временное прерывание трапезы с целью «покурить и оправится» за разговорами о текущей международной обстановке. Накрапывающий на улице осенний дождик вынудил мужчин остаться под крышей, однако привычка курить непосредственно за столом еще не приобрела популярности — и для курения и бесед курящая часть мужчин переместилась в отдельную комнатку с изображением писающего мальчика на двери. Собственно с тех самых пор и пошла русская мужская традиция совмещения сортира с курительной комнатой. Женщины же, избавившись на время от тесного соседства с мужьями, отцами и чадами мужского пола, получили возможность обсудить за столом уже сугубо свои, женские проблемы, перемывая косточки как временно покинувшим их мужчинам, так и отсутствующим за столом другим женщинам.

Примерно через час публика, облегчив душу и тело, продолжила банкет, с большим успехом конечно. Мероприятие, переодически прерываясь, затянулось почти до темноты, после чего гости, сытые, но довольные, постепенно разошлись по местам ночлега. К чести собравшихся, большинство из них не забыло цели мероприятия. Несколько раз даже прозвучали тосты «за здоровье молодых», а после подачи на стол кульминационного блюда торжественного обеда, плавно перетекшего в торжественный ужин — белуги восьмипудовой отварной целиком на гигантском подносе, гости, в порыве восторга вспомнили добрым словом и родителей молодых. Тем не менее звездой банкета был безусловно Анатолий Николаевич Бабынин, сумевший найти столь искусного повара.

На следующее утро гости, позавтракав «чем Бог послал» (а послал он еще пудов пять всяческих закусок, не тронутых накануне) потихоньку начали разъезжаться по местам постоянной прописки. «Молодые», поцеловав друг друга на прощанье, покинули усадьбу после обеда — Петр Анатольевич отправился в Европы в родную часть, а невеста его, Анастасия Никитична, — домой в Москву, к родным папеньке и маменьке, дожидаться возвращения суженого к свадьбе, назначенной (ориентировочно) на начало следующего лета. К вечеру, разобрав павильон и гостевые домики на составные части и складировав их неподалеку для возможного последующего применения, к месту постоянной дислокции отправилась и саперная полурота под командой инженер-прапорщика Валоняйнена.

Исторической правды для следует особо подчеркнуть такой момент. Анатолий Николаевич затеял данное мероприятие вовсе не для того, чтобы потешить свою гордыню и/или каким-то образом продемонстрировать свое превосходство перед соседями. Он затеял званный обед исключительно с целью порадовать друзей и приятелей-соседей. И в самом деле, никто из присутствующих не почуствовал для себя ни малейшего морально ущерба — все присутсвующие на празднике радовались происходящему наравне с хозяевами. Все это произошло потому, что продекларированные позднее и в совсем другой стране лозунги «свободы, равенства и братства» для русских дворян были образом жизни и впитывались с молоком матери. Все, абсольтно все дворяне были равны и свободны, и относились друг к другу совершенно по братски (ну, по крайней мере большинство из них). Все имели равные права. И когда, гораздо позднее, сын дворянки (рядовой дворянки, если можно так выразиться), встал на путь террора и стал государственным преступником, она без тени сомнения отправилась на встречу с высшим, если так можно сказать, дворянином Империи — на встречу с царем, и царь принял ее — без предварительной записи, без унизительных переговоров с мелкими клерками в канцелярии. Принял потому, что все дворяне — равны и свободны. Сына-преступника правда все же казнили — но лишь потому, что равные в правах равны и в обязанностях. Но это так, к слову.

Сам же Бабынин А. Н., получив от француза заказаный праздник, решил, что жизнь на этом не заканчивается. А поскольку в целом жизнь в провинции, да еще в деревне, довольно однообразна и скучна для человека образованного, отставной поручик подумал о целесообразности внесения разнообразности в окружающую действительность путем периодического повторения (а при возможности и улучшения) банкетов, аналогичных прошедшему. Имея твердые моральные устои и помня об обещании отправить французишку домой (самим иноземцем не понятому и не воспринятому), Анатолий Николаевич решил дополнительно пообщаться с молодым кулинаром насчет возможности дальнейшего сотрудничества. Пригласив отдыхающего от забот шефа к себе в кабинет, он первым делом выдал обалдевшему от неожиданности юноше пятьсот рублей в золотых полуимпериалах в качестве платы за доставленное удовольствие. Кстати сказать, сумма была воистину неимоверная — годовой оклад жалованья придворного камер-юнкера составлял сто пятьдесят рублей. А выдав премиальные, обрисовал юнцу текущее состояние дел в мире. Объяснив, что в Европе продолжается война и приятных видов на рост урожаев, надоев и уловов не имеется, обрисовав возможное печальное воздействие на организм одинокого юного индивидуума внешних грубых сил в лице расплодившихся в Европах банд головорезов и дезертиров, Бабынин предложил гастрономическому светилу за астрономическую оплату продолжить деятельность на ниве кулинарии в спокойной и мирной российской глубинке. Отныне и вплоть до наступления эпохи всеобщего мира и спокойствия. Не лишенный воображения юноша, окинув мысленным взором возможные альтернативы своего жизненного пути, был вынужден признать оптимальность именно бабынинского маршрута. А особо оговоренная свобода как действий, так и передвижений в наступающую эпоху кулинарного ренессанса лишь добавила дополнительной приятности грядущей и без того счастливой жизни бывшего «любимого повара маршала Мюрата».