Глава четвертая. Петр и много тезок
Слегка парило, словно перед дождем, пахло смородиной, пылью и чуть подгоревшими пирожками — как и надлежит на даче. Увы, день приемный, после обеда придется заняться делом. От дома доносились голоса — просители, прожектеры, а вечером еще и приедут гости, опять суета. Старшая дочь — Мария — слегка манерничает, а сама вне себя от счастья — жених как из романа, моряк в белом летнем мундире — красавец немыслимый. И что удивительно, совсем не глуп.
Петр Аркадьевич машинально отряхнул колени собственных брюк — тоже белых, но хозяин их уже, увы, не юн, да никогда и не тяготел к военно-морской карьере. С другой стороны, моложав, подвитые в колечки эффектные усы, в сорок четыре года премьер-министр, семья, возможность повернуть историю России. И повернем! Дайте срок…
Хотя бы десять минут подышать в относительной тишине, отдохнуть от бумаг и неотложных решений. Тропинка под старинными липами уводила от оранжереи к зарослям симпатичной одичавшей малины и глухому забору, за которым тянулась тропинка, выводящая на дачную улицу. Где-то там скучает филер охраны, непременно сунется проверять кто идет. Смотреть на потную унылую рожу не имелось ни малейшего желания и Столыпин повернул обратно к дому. Сельтерской выпить, а потом и в кабинет. Что-то неспокойно на душе, и бог его знает, что ей, душе нужно. Пусть уж минеральной водой удовлетворится.
— Петр Аркадьевич? — окликнули малиновые джунгли. — У вас тут доска на заборе оторвана. Непременно велите приколотить.
Голос, как ни странно, был женским.
Хозяин дачи, как человек счастливый в семейной жизни, всяких там незнакомых и молодых женских голосов сторонился. Этак прицепится неизвестная мамзель из-за забора и жди сюрпризов.
— Не бегите, Петр Аркадьевич. Я у вас две секунды отниму, причем по сугубо хозяйственному, далекому от лирики вопросу, — с определенным пониманием заверила невидимая незнакомка. — Подойдите по-соседски, не кричать же мне на всю округу.
Столыпин пожал плечами. Еще не хватало от дам бегать.
— Что угодно, сударыня?
При ближайшем рассмотрении незнакомка, стоящая за отодвинутой доской, оказалась весьма недурна собой. Да, весьма. Хотя могла бы быть и пониже ростом. Вся в черном, видимо, в трауре. Хотя на голове не шляпка, а косынка, причем, повязанная с определенной долей фривольности. Впрочем, траурный черный креп лишь подчеркивает огромные зеленые глаза. В руке что-то бумажное. Видимо, прошение желает передать.
— Нет, Петр Аркадьевич, у меня не просьба, и не жалоба, — усмехнулась молодая дама.
Столыпин уже и сам видел, что отнюдь не прошение — вела себя незнакомка на редкость независимо, если не сказать, нагло.
— Что же в таком случае? — ответно усмехнулся премьер-министр.
— Пресса, — дамочка помахала свернутой в трубку газетой. — Возможно, вам будет интересно взглянуть. Там и про вас есть немного.
— Опять какая-то гадость? — разочарованно догадался Столыпин.
— Нет, на этот раз не "опять", а действительно гадость, — уже без улыбки пояснила незнакомка. — Сочтете уместным взглянуть, так лучше просмотрите в кабинете, без свидетелей. Семье и адъютантам спокойнее будет.