— Вперед… — прохрипел Уизли. Это были его первые слова за многие дни. — Кроули… Домой…
Собака принюхалась, поискала что-то в земле. И побежала. Уизли выдохнул. А потом сообразил, что собака успела развернуться и теперь бежала прочь от Гилнеаса, от крепостных стен. Обратно в лес.
— Нет!! Стой! Домой!
Но стоило ему закричать, как он подавился слюной, которой почему-то было больше обычного. До этого он не разговаривал и не замечал такого явно повышенного слюноотделения.
Собака не реагировала на его слова — она бежала. Так же быстро, как и до этого, к стенам Гилнеаса. Теперь она бежала прочь от них.
Лес вновь сомкнулся вокруг них. Собака перепрыгивала через подлесок, кусты и поваленные деревья. Голова Уизли разрывалась от каждого толчка. Ему до смерти надоела эта гонка. Надоел Гилнеас.
Он снова боролся с узлом на поясе. После стольких попыток и времени лиана истрепалась, истончилась и теперь едва держала его. Нужно было всего лишь хорошенько дернуть, но Уизли не хватало сил.
Слишком поздно до него дошло, что он близок к обмороку. В глазах потемнело и лес поплыл мутной рябью, прежде чем он отключился.
В подземном коридоре правили тьма и сырость. Сильвана провела пальцем по влажной каменной кладке. Здесь даже стены плачут, не впервые подумала королева Отрекшихся. Даже стены.
Сильвана Ветрокрылая перевела взгляд на дверь и кивнула. Страж торопливо и старательно, хоть и шумно отворил железную створку на уровне глаз. Пока глаза привыкали к темноте, Сильвана с жадностью вслушивалась в каждый шорох и каждый вдох.
Но большая часть звуков шла из других камер. Из этой же — ни одного сдавленного стона. Ни одного всхлипа. Только шорох крысиной возни.
Для человека, оказавшегося казематах Подгорода, Лорна Кроули проявляла недюжинные упорство и сопротивление. В двух соседних камерах приказом Сильваны заключались приговоренные к смерти. Люди доживали последние часы возле Лорны. Они кричали, бились в истериках, истошно вопили при виде палачей. И затихали. Резко, обрывая на полуслове молитвы, крики узников умолкали навечно. На смену им приходили другие — живые. Тоже кричали. До последнего мига.
С тех пор, как в пыточных появилась Лорна Кроули, эти две камеры, по приказу королевы, никогда не пустовали.
Лорну держали в полной темноте. Кусок сухаря и чашу воды приносили раз в несколько дней и никогда не оставляли на одном и том же месте. Лорна должна была найти их. Иногда шаря в темноте руками, она опрокидывала чашку. Тогда ей оставалось только слушать, как крысы растаскивают хлеб и пьют ее воду и ждать следующего раза.
Иногда впаянные в стены цепи на ее руках и ногах не давали дотянуться до принесенной пищи. Цепи позволяли сделать три шага, не больше. Стражники говорили, что Лорна поднималась только ради пищи. Остальное время она сидела, не шелохнувшись.
Крыс в ее камере становилось только больше. На смертников не тратили запасы пищи и воды. Никто из живых не продержался в этих камерах так долго, как Лорна Кроули. Крысы сразу это поняли.
Вглядываясь в темноту камеры, Сильвана сперва разглядела металлические кольца на стене и цепи с крупными звеньями.
От крови и сырости цепи наверняка ржавые, подумала Сильвана. Она явственно ощутила во рту металлический привкус крови, и сглотнула несколько раз, пока наваждение не исчезло.
От колец взгляд Сильваны заскользил вниз, примерно до уровня пола, и там, во тьме, наконец, проступили очертания человеческого тела. У Лорны Кроули не забрали ее одежду. Пока еще нет. Забившись в угол, подтянув колени к подбородку, она куталась в плащ. Белела кожа на кистях и пальцах, вцепившихся в ткань. Она тщетно пыталась в него завернуться, укрыться, будто одеялом. Словно бы плащ мог ее защитить. От крыс, голода и пыток.
О чем она думала вот так, сутки напролет, в темноте и одиночестве? Во имя чего проявляла такую стойкость? Почему она вообще оказалась в лесу в такой странной компании? Что ее связывало с Годфри?