Дом оказался довольно обширным и прилично обставленным. Все в нем удобно и хорошо разместились. В доме жила Царская семья и служащие. Через улицу, напротив, в доме Корнилова, разместилась свита: Татищев, Боткин, Долгоруков, Шнейдер, Гендрикова, а потом Гиббс, приехавший в Тобольск позднее. Жильяр жил в губернаторском доме.

Первое время, до приезда Панкратова, жили спокойно и не плохо. Всего было достаточно, деньги на содержание Царской семьи высылались вовремя.

Утром и в течение дня Государь и дети совершали прогулку в особо отведенном загороженном месте.

Государь пилил дрова, дети играли; зимой сгребали снег. В определенные часы дети занимались. За отсутствием учителей таковых заменяли Государь, Гендрикова, Шнейдер. Из прежних учителей были только Жильяр и потом Гиббс.

Вначале население приносило Царской семье много продовольствия. Доставлял таковое в течение всего времени пребывания Царской семьи в Тобольск находившийся близ города Ивановский женский монастырь. Но, до октябрьского переворота, всего было вдоволь, хотя жили и скромно. Обед состоял только из двух блюд, сладкое же бывало только по праздникам. По утрам, около 8 часов, пили чай. В час завтракали, в 5 – пили чай с булками, в 8 – обед. Таким образом, день распределялся точно так же, как и в Царском Селе.

Макаров был настолько чутким, что, уезжая, составил список вещей, которые были необходимо прислать из царского дворца. В этот список им были включены многочисленные предметы, к которым Царская семья привыкла и обходиться без которых было для нее некоторым лишением. Все эти вещи – ковры, драпировки, картины – были Макаровым высланы и получены в Тобольске.

Существовал план переезда Царской семьи на жительство в Ивановский монастырь. Однажды меня туда послали с целью осмотра Государьс Государыней. Я должен был осмотреть новый дом и распределить помещения. До того раза я никогда не бывал еще в монастыре, находившемся от Тобольска в нескольких верстах. Когда приезжала монашенка, доставлявшая для Царской семьи молоко, я попросил ее отвезти меня в монастырь. Она охотно согласилась. По приезде я явился к игуменье[54], которую до той поры не знал лично. Она же, как оказалось, знала довольно подробно обо всех, живущих с Царской семьёй, в частности, и обо мне.

Игуменья позвала меня в свою келью, и я рассказал ей о цели своего приезда, о том, что по совету полковника Кобылинского, Царская семья хотела бы переехать в новый, строящийся в монастыре дом. Игуменья была очень обрадована этим известием и приказала одной из монахинь показать мне дом. Сама она по болезни не имела возможности мне сопутствовать. Я осмотрел дом. Он был очень хорош и удобен, но без рам. Поместиться возможно было всем и даже с известными удобствами. Имелась маленькая домовая церковь, и игуменья обещала закончить постройку в течение одной недели, но просила сообщить ей немедленно о принятом решении. Скоро приехал Панкратов, и дело заглохло. Игуменье я сообщил, чтобы она не беспокоилась.

Приехали из Петербурга посланные временным правительством Панкратов, Никольский, потом, недолго пробывший, какой-то матрос. С их приездом стали чувствовать себя более стесненными. Панкратов стал вести среди солдат охраны пропаганду крайних политических взглядов. С солдатами Государь и дети имели непосредственное общение, ходили в помещение охраны, играли с солдатами в лото. Теперь же солдаты с каждым днем становились грубее (кроме стрелков Императорской фамилии, сохранивших, в общем, прежнее доброе отношение к Царской семье).

Каждое воскресенье и праздник Императорская семья ходила в церковь. Для этого надо было перейти через улицу и городской сад. Вблизи церкви стояли кучки простонародья, плакавшего и часто становившегося на колени при проходе Царской семьи. В самую церковь во время обедни, служившейся с 8 до 9 часов, никто посторонний не допускался. Однажды за молебном провозглашено было многолетие царскому дому. Поднялся шум. Священник и дьякон сваливали ответственность друг на друга. После этого нас перестали пускать в церковь, и службы совершались в переносной церкви в губернаторском доме. Духовенство, провозгласившее многолетие, было устранено.

Однажды по возвращении из церкви Панкратов подошел к Государю и сказал:

– Николай Александрович, есть учительница, желаете ее взять?

– Вы знаете ее? – спросил Государь.

– Кобылинский ее знает лучше, чем я.

– Скажите об этом Государыне.

Панкратов, взяв папироску в рот (при разговоре с Государем он держал ее в руке), подошел к Императри це и, начав говорить, выронил папироску изо рта. Он казался смущенным, разговаривая с Государыней.

– Хорошо, хорошо, – послышался ответ Императрицы.

Новая учительница – Клавдия Михайловна Битнер стала заниматься с детьми.

Вместе с вещами из Царского Села Макаров прислал вина, по преимуществу Сен-Рафаэль, необходимого для детей. Об этой посылке узнал Никольский: он сперва привез ящики с вином в дом, затем опять погрузил ящики на подводу, привез вино к реке и там топором разбил бутылки.