Я оказалась напротив Джереми, который даже не взглянул на меня. Большую часть времени, которое он провел за столом, он сидел молча, отстранено, выказывая полное безразличие ко всем присутствующим. Он ел равнодушно и без аппетита, и не один раз мисс Гарт взывала к его вниманию, выговаривая ему, критикуя его манеры за столом или заставляя доесть то, что оставалось у него на тарелке.

Селина вела себя совсем иначе — очаровательно, но дерзко, часто обращалась с замечаниями к брату, и ее не смущало, что он не всегда отвечал ей. Она с восторгом расписала ему музыкальную карусель, которую увидела в моей комнате, и предупредила, чтобы он никогда ее не трогал. Она похвалилась, что скоро у нее будет новое платье, говоря о «мисс Меган» как о своей собственности.

Вскользь я заметила, что когда у меня будет время, я сошью костюм и для Джереми. Он не взглянул на меня, но ответил довольно грубо, невоспитанно:

— Я не хочу никаких новых костюмов. И не желаю, чтобы меня измеряли.

— Как хочешь, — проговорила я. — Я и без этого буду очень занята.

— Если дядя захочет, тебе тоже сошьют новую одежду, — твердо сказала мисс Гарт.

Впервые мальчик поднял глаза и бросил на нее быстрый, недобрый взгляд.

— А почему дядя Брэндан должен хотеть этого? Вы же знаете, что он ненавидит меня. Вы же знаете, он желает, чтобы я умер.

Эти слова в устах маленького мальчика, произнесенные с такой убежденностью, меня потрясли и ужаснули, и я подумала, имеет ли представление об этом мистер Рейд. Но в тот момент я ни в чем не могла бы разубедить мальчика. Я только нащупывала свой путь к пониманию родственных отношений в этом доме. И пока я не узнаю истинное направление подспудных течений в отношениях обитателей, мне не следует ступать на почву, которая грозила оказаться зыбкой.

Когда длинное и нудное сидение за столом закончилось, я возвратилась в свою комнату и села на единственный стул с прямой спинкой, чтобы подумать о проблемах, которые встали передо мной, как ряды горных хребтов. Было ясно, что Джереми был с ног до головы закован в колючую броню — броню без единой видимой щели. И все же он был только ребенком, и у него должны быть потребности, о которых он может и не знать. Потребности, которые он, может быть, подавил после трагического случая, когда когда погиб его отец. Где-то должна быть щель в его обороне, и я должна найти ее. Я должна запастись необходимым терпением, чтобы ждать, и рассудительностью, чтобы распознать путь к сердцу Джереми. Это казалось очень сложной задачей, и я не имела права позволить себе испугаться.

Вечер после такого раннего ужина показался мне бесконечным, и я чувствовала, что во мне нарастает беспокойство. Я знала, что не положено молодым девушкам выходить одним на улицы Нью-Йорка после наступления темноты. Нападения бродяг и воров, нападения на женщин, если они выходили без сопровождения, и даже на мужчин, если они не были вооружены, случались слишком часто в те мрачные времена. Но сидеть здесь часами, когда не было желания заниматься чтением или шитьем, показалось мне страшнее для состояния моего духа, чем возможная опасность для моего тела вне дома.

Я надела серый широкий доломан с капюшоном, который моя мать сшила для меня по новой моде, и завязала серые ленточки шляпки под подбородком. Когда я покинула комнату, на верхнем этаже все было спокойно, и я никого не видела и не слышала, спускаясь, я увидела сцену, повеявшую на меня таким магическим, таким счастливым теплом, что, заглядевшись, я невольно задержала руку на перилах и остановилась, не понимая, что делаю.

Обе створки дверей в столовую были открыты, и я могла видеть длинный стол, за которым дети и я недавно сидели во время злосчастной трапезы с мисс Гарт. Теперь стол сверкал, и это сверкание придавали ему прекрасная белоснежная скатерть и серебро на ней. Роскошный букет хризантем стоял посредине стола, а в высоких подсвечниках горело множество свечей. По концам стола сидели хозяин и хозяйка этого необычного дома.

Снова у меня перехватило дыхание при виде красоты Лесли Рейд. Что чувствует обыкновенная женщина, когда видит столь необычную красоту другой женщины? Возможно, в этом чувстве есть место зависти, но, как я думаю, и большая доля любопытства. Мы смотрим, и удивляемся, и стараемся понять, как же ее воспринимает мужчина, и приобретаем знание о том, чего же не хватает нам самим.

Миссис Рейд была одета к обеду в платье из желтой парчи, которая оттеняла ее рыжие волосы. Они казались еще прекраснее, чем тогда, потому что на голове не было шляпки. Бриллианты сверкали в мочках ушей и на пальцах. Свет свечей усиливал янтарный блеск ее глаз.

Посвятив какое-то время жене мистера Рейда в поисках ответа на мучительную загадку, я перевела взгляд на него, дабы увидеть, как он относится к ее красоте. За столом прислуживал Генри — высокомерный дворецкий. Пока он что-то накладывал мистеру Рейду из серебряного блюда, тот сидел и смотрел на свою жену таким же пылающим взглядом, как и раньше, когда я впервые увидела их вместе. Он расспрашивал ее о прошедшем визите, как это сделал бы каждый муж, а она отвечала ему уже не так отстраненно и холодно, рассказывая о ком-то, кого она встретила у Шерри. В ее манере чувствовалась даже некоторая живость, которой не было раньше.

Думаю, что я ненамного завистливее других, но в тот момент я была подавлена своим одиночеством и… давайте назовем это не завистью, а тоской, — словом, звучащим намного добрее. Как повезло Лесли Рейд! Вот она за собственным великолепным столом, со своим мужем, таким внимательным, любящим и обожающим.

Но тут миссис Рейд сделала замечание о сквозняке, и дворецкий направился к дверям, чтобы закрыть их. Стряхнув видение со своих глаз, я быстро сбежала по ступеням и вышла через тяжелую входную дверь на площадь Вашингтона. Я решила, что буду идти, пока не устану, пока не надышусь свежим воздухом и не забуду тех, кто с таким тактом и изяществом сидел за обедом при свете свечей.

Старый Вашингтонский плац, используемый для парадов, был преобразован совсем недавно, несколько лет тому назад, и голая площадь превратилась в один из красивейших парков города. Были разбиты газоны и клумбы и посажены ряды деревьев. Были проложены боковые дорожки, покрытые цементом. Центральные дорожки, выложенные свежими деревянными плитами, сбегали к огромной чаще фонтана, а затем разбегались к Пятой авеню.

В газетах писали, что из-за какой-то политической игры здесь. поставили намного больше фонарей, чем надо для такой площади. Но, по крайней мере, этот парк стал самым освещенным парком города. Фонарщик уже прошел по нему, и при ярком свете газовых фонарей казалось маловероятным, что кто-либо из уголовных элементов города окажется поблизости. Я прошлась по дорожкам и вокруг широкой фонтанной чаши, и шелестящие листья разлетались из-под ног при каждом моем шаге.