— Переселение крестьян идет своим чередом. Раскачать их на смену места жительства удается с трудом. Но мы предприняли ряд шагов, надеюсь, они дадут плоды.

— А не боишься, что с отъездом крестьян казна потеряет на выкупных платежах? Откуда средства брать станем?

— Это, пожалуй, самый острый вопрос… Но нет, не боюсь. Недоимки по оным и так растут год от года. Деньги эти все больше становятся фикцией, нежели реальным предметом. Полагаю, даже с переездом нескольких миллионов землепашцев существенно финансовая обстановка не изменится. Признаться, я не учитывал такую вероятность…

— Вот видишь. Предвидеть надо все, по крайней мере стараться. Решения государственные слишком важны, чтобы принимать их необдуманно.

— Прости, государь.

— Да что ты! Брось извиняться… Еще хотел тебя спросить, — он вдруг сделался серьезным. — Мне тут письмо от митрополита Московского Сергия доставили. Зачем церковь православную обижать надумал?

— Я?! Совершенно не понимаю, о чем речь. Наоборот, Константин Петрович мне помощь с переселением оказывает…

— Вот видишь! А ты дело богохульное затеял. Видано ли, живых людей загнать под землю?

— Но, батюшка, послушай…

— Нет, Николай, послушай ты меня. Пока я жив, — император слегка запнулся, но голос мгновенно вновь стал твердым, — сему проекту не бывать. И завещать тебе буду — церковь не обижай. Без силы православной империя развеется, как дым.

— Слушаюсь.

— Вот и прекрасно. Ступай сын, устал я что-то.

После этого разговора виделись с отцом мы все реже. Он практически сразу перестал выходить к столу, и семейные обеды превратились в тяжелую церемонию с пустующим стулом во главе стола. Когда столовую заливали яркие лучи солнца, было видно, что мать проводит ночи без сна и часто плачет. Впрочем, это было заметно лишь близким. Для всех прочих она оставалась все такой же невозмутимой.

Георгий, Ксения и Михаил были достаточно взрослыми для того, чтобы осознавать суть происходящего. Ольга же поддалась влиянию гнетущей атмосферы. Перестали звучать шутки и дружеские подколы. Мы регулярно спрашивали мать о его самочувствии, но ничего ободряющего сказать она не могла.

Где-то в середине октября в коридоре я столкнулся с Лейденом. Он попытался ограничиться дежурным поклоном и пройти дальше, но я загородил ему дорогу.

— Профессор, я хочу знать, как здоровье его императорского величества.

— К сожалению, не могу порадовать ваше императорское высочество. У государя обострение воспаления почек и слабость, из этого проистекающая.

— Можно ли что-то сделать? Он молод и всегда был богатырем.

— На все воля божья, — картинно вскинул руки немец. — Его величество получает все необходимое лечение, но прогноз пока что неблагоприятный.

— Вы хотите сказать…