Он сунул ружье под мышку и снова пошел к шкафу, на этот раз двигаясь более целеустремленно. Схватил коробку с патронами, раскрыл ее. Руки его вдруг задрожали, и толстые красные патроны упали на пол. Он наклонился и поднял два.

С растущим возбуждением и ужасом он раскрыл ружье и сунул патроны в темные гнезда стволов. Они с глухим стуком аккуратно заняли свое место, и он торопливо отошел на прежнее место к окну.

Глаза его теперь ярко горели, дыхание стало порывистым, он отвел предохранитель и снова поставил приклад на пол.

Снова взял стволы в рот — непристойный поцелуй — и потянулся к куркам. Они были холодны и маслянисты. Он слегка погладил их, ощущая металлические желобки, дрожа от прикосновения к ним, как никогда не дрожал, касаясь женского тела.

Потом неожиданно распрямился. С трудом перевел дыхание.

Неуверенно отнес оружие на стол и положил на полированную поверхность.

Наливая себе коньяк, он с извращенным наслаждением не отрывал взгляда от прекрасного сверкающего оружия.

Пар затуманил зеркальные стены ванной, отражение казалось неясным. Руби Ленс медленно вытерлась толстым пушистым полотенцем. Она не торопилась: хотела дать Трейси возможность часа на четыре удалиться от Кейптауна. С глубоким нарциссическим удовольствием она увидела в зеркале, как мягким розоватым светом блестит ее тело от горячей ванны.

Завернувшись в полотенце, она прошла в гардеробную, взяла одну из оправленных серебром щеток и начала расчесывать волосы, расхаживая перед открытым гаредеробом, чтобы выбрать подходящий для случая наряд. Должно быть что-нибудь особенное; возможно, платье от Луи Феро, длинное, из бледно-желтого сатина, которое она еще ни разу не надевала.

Так и не приняв решение, она села у туалетного столика и начала сложный процесс накладывания косметики. Работала она очень тщательно, пока наконец не улыбнулась удовлетворенно своему отражению в зеркале.

Она бросила полотенце, вернулась к гардеробу и стояла перед ним, нагая и стройная. Слегка надув губы, Руби сосредоточенно думала, решив отказаться от платья Феро. И вдруг она улыбнулась и потянулась к норковой шубке Бенедикта.

Закуталась в бледное облако меха, взбила воротник, чтобы он обрамлял лицо. Прекрасно. Только мех и пара золотых туфелек, бледно-золотых, отлично соответствующих цвету волос.

Неожиданно она заторопилась. Выбежала из дома к машине. Огибая старый дом на Винберг-Хилл, она включила фары. Ненавязчиво шумел мотор, смешиваясь с шепотом ночного ветерка в каштановых деревьях, обрамлявших подъездной путь.

Она остановилась во дворе, увидела «роллс» Бенедикта в гараже, увидела свет в окне кабинета. Передняя дверь открыта. Ее туфельки не издавали ни звука в темных коридорах; она потянула дверь кабинета, та распахнулась. Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и остановилась, прижавшись спиной к темной деревянной панели. В комнате было полутемно, горела одна затененная лампа.

Бенедикт сидел за столом. В комнате висел тяжелый запах сигаретного дыма и коньячных паров. Лицо у него раскраснелось, рубашка была расстегнута. На столе перед ним лежал дробовик. Руби удивило присутствие оружия, она смутилась и забыла приготовленные заранее слова.

Бенедикт взглянул на нее. Глаза его были слегка не в фокусе, он медленно мигнул. Потом улыбнулся, рот его изогнулся, и заговорил он неуверенным голосом.

— Значит, ты вернулась.

К ней мгновенно вернулась вся ненависть. Но она сохранила бесстрастное выражение лица.

— Да, — согласилась она. — Вернулась.

— Иди сюда. — Он повернул стул, но она не двинулась, прижимаясь спиной к деревянной панели.