Арина выдернула из-под пыльных папок, сгрудившийся на нижней полке унылого офисного стеллажа, хлипкую стопочку ксерокопий – как бы дубликат стриптизерова блокнота. С собственными, что, чем черт не шутит, может, это и немаловажно, пометками. Когда и покопаться в них, если не сейчас.

Потому что, черт его знает, может, и в самом деле, «кто шляпу спер, тот и тетку пришил»?

Гм… Забавно… Она пролистнула туда-сюда свои копии.

Вспомнились вдруг объяснения Рената Ильича:

– Ну вот эту, черным кружком отмеченную, наверное, знаю. Из ваших дамочка. Ну или из налоговой, может. Хотя он так бы и сказал, что из налоговой. Или кто там у вас еще есть. Такая вся из себя дамочка. Красивая, к нам такие красивые нечасто захаживают. Но с норовом. Фу-ты ну-ты, все ей обязаны. Требовала, как принцесса персидская. Вдобавок – скидки ей подавай! А нам-то – чистый убыток. Приватный танец ей чуть не задарма обходился.

Чужие здесь не ходят…

Никто, кроме «своих», не мог увести из сейфа блокнот убитого стриптизера. Только свои…

Стул отлетел к стене, Арина только плечом дернула – к черту.

Кабинетную дверь, впрочем, заперла со всем мыслимым тщанием. Подумалось мельком: запираем конюшню, когда рысака уже свели.

Пройти надо было всего четыре еще двери. Нужная, к счастью, была не только не заперта, а вообще слегка приоткрыта – ни допроса, ни каких-либо иных следственных действий за ней не происходило. Равно как и не следственных, вроде страстных объятий с младшим Пахомовым.

Арина прикрыла глаза, прикусила губу – и шагнула внутрь.

Хозяйка кабинета двинула было губы, складывая их в улыбку, и – застыла, прерванная холодным:

– Эльвира, верни вещдок!

– Ты чего, Вершина, белены объелась?

– Возможно, – довольно сухо согласилась Арина, чувствуя, что сейчас, сию минуту, главное оружие – демонстративное спокойствие. Кто равнодушнее, тот и победил. – Я только предупредить хотела. Я сейчас вызову Артема, чтобы снял пальцы… – она не могла удержаться от небольшой паузы, – с моего кабинета. Ну и все остальное: потожир и все прочие… характерные следы. Особенно с сейфа. Не так много времени прошло, они еще почти свежие. Запах-то уже улетучился, а вот пальчики наверняка сохранились. Или ты в перчатках была? Что-то не верится.

– Я… – Эльвира стиснула зубы так, что они скрипнули.

Арина явственно услышала этот звук – а всю жизнь думала, что «скрипеть зубами» – чистый домысел, для вящей художественности. Но, похоже, такое и в жизни бывает. Эльвира Глушко вовсе не выглядела сейчас первой красавицей следственного комитета. Да и вообще красавицей. Выглядела она сейчас довольно… тускло. Как будто по ней ластиком прошлись – если такое вообще возможно для живого человека.

Это наверняка не имело никакого отношения к делу, но Арина вдруг вспомнила, как Эльвира – с нежной змеиной улыбкой сияя неотразимыми своими очами – прислонялась к стене между Арининым кабинетом и приемной:

– Андрюшенька, будь хорошим мальчиком, водички мне в чайник налей!

Остановленный на полдороге Карасик – бог весть, куда он шел, да вряд ли он сам сейчас о том мог бы вспомнить – заалел тогда как маков цвет, робко взял протянутый ему чайник и медленно, как будто каждый шаг давался с трудом, двинулся в сторону торчащих в конце коридора стоек с водяными баллонами.