Пусенька была категорически против, но кто станет слушать бедного невнятно крякающего морана? Меня бесцеремонно посадили в воду по самую шею и начали тереть мылом, настолько вонючим, что слезились глаза.

— Это от блох? — серьезно поинтересовалась Лилу, натирая мой несчастный хвост

— Да. Лошадей таким моем, чтобы паразитов не подцепили…

Я обессиленно повисла в руках мучителей, признавая поражение по всем фронтам.

Меня мыли, полоскали, терли, делали на голове шапку из пены, а я только сидела и уныло жмурилась, когда едкое мыло попадало в рот или в глаза.

Терпела и думала только об одном.

Я. Ненавижу. Честера. Кьярри.

И все его семейство доморощенных живодеров.

Наконец, меня достали из таза, как-то совсем уж бесцеремонно отжали, стряхнули и поставили на старое полотенце. Я стояла, скрючившись и дрожа всем телом, переводила обиженный взгляд с одной ненавистной физиономию на другую.

— Почему она не отряхивается? — удивилась Ванесса, — все животные после воды отряхиваются.

Угу. А что делать, если я не умею отряхиваться?

— И не вылизывается, — грустно добавила самая младшая Кьярри.

Вот еще только волосни во рту мне не хватало!

— Просто она бестолковая, — недовольно покачал головой их папаша и, взяв полотенце, начал меня вытирать, — я сразу заметил, что она какая-то странная.

Вытирал он меня бесцеремонно, по-мужски, тряся из стороны в сторону, переворачивая, как заблагорассудится. Я даже крякать от возмущения перестала.

Дальше было еще хуже.

— Нам нужно определить ей место в доме, — серьезно произнес Честер, по- прежнему не выпуская меня из рук, — несите лежанку, которая от старого кота осталась. И лоток. И миски. Где-то в кладовке были старые. Собачьи.

Его дочери засуетились, забегали по дому, и через десять минут для меня было организовано место в углу коридора: круглая лежанка, в длинных рыжих волосах прежнего хозяина; две миски, в одну из которых мне налили воды, вторую пока оставили пустой. И лоток. Красивый, Розовый. Полный опилок.

Они это серьезно?

Оказалось, да. Потому что Честер поднес меня к лотку и посадил в него, не позволяя выскочить наружу.