— Я беспокоился за вас, — сказал он спокойно. — И теперь, находясь здесь, беспокоюсь еще сильнее. Конечно, вы можете считать меня навязчивым наглецом, Джеймс, но зачем же грубить? Я с удовольствием перееду в гостиницу — после того как удостоверюсь, что у вас здесь все в порядке. Ради Бога, скажите, Вера убирает в доме? Когда вы в последний раз топили камин? Вы что, тоже хотите умереть от переохлаждения, как и Алиса?

Все замечания были встречены гробовым молчанием, и Марк повернул голову, чтобы посмотреть, как полковник реагирует на его слова.

— О Боже! — Заметив в глазах старика слезы, он встал и сочувственно коснулся руки Джеймса. — Послушайте, любому рано или поздно приходится переживать депрессию. Здесь нечего стыдиться. Может, вам стоит побеседовать с врачом? Есть масса способов преодолеть это состояние… Я привез вам несколько брошюр, и везде говорится, что самое бессмысленное — пытаться одолеть депрессию молча.

Джеймс отдернул руку.

— Вы так настойчиво пытаетесь убедить меня, что я психически нездоров, — пробормотал полковник. — Зачем? Вы что, говорили с Лео?

— Нет, — удивленно произнес Марк. — Последний раз я беседовал с ним еще до похорон. — Он в недоумении покачал головой. — Какая разница, говорил я с ним или нет? Вас все равно нельзя признать недееспособным только на основании депрессии… Но даже если бы такой вердикт и был вынесен, все полномочия поверенного и распорядителя имуществом принадлежат мне. Лео получит права опекуна лишь в том случае, если вы отмените мои полномочия и передадите их ему. Вас это беспокоит?

Странный смешок как будто застрял в горле у Джеймса.

— Уже вряд ли беспокоит, — ответил он резко и опустился в кресло, погрузившись в мрачное молчание.

Тяжело вздохнув и смирившись с невозможным характером старика, Марк присел на корточки и снова занялся разведением огня в камине. До самой смерти Алисы жизнь в доме шла как часы. Марк провел в Дорсете пару выходных, «изучая» собственность Локайер-Фоксов. Ему тогда показалось, что он нашел свой главный шанс в жизни. Приличное состояние, хорошо размещенное, богатые клиенты, к тому же без особых претензий. И главное, люди, которые ему по-настоящему нравились, честные и достойные. Даже после смерти Алисы его привязанность к Джеймсу сохранялась и была довольно сильна. На протяжении всего допроса он находился рядом с полковником. У Марка было такое чувство, что он узнал его даже лучше, чем собственного отца.

И вот теперь между ними пролегла пропасть. Он не имел представления, спит ли полковник, расстелив, как подобает, постель. Складывалось впечатление, что скорее всего нет. Впрочем, вмешиваться в подобные, совсем уж интимные стороны жизни старика Марк не собирался. Как-то раньше он останавливался в Голубой комнате, где стены были увешаны фотографиями, сохранившимися с XIX столетия, а полки уставлены семейными дневниками и папками в кожаных переплетах с юридическими документами, связанными с ловлей омаров, которая процветала в Шенстед-Вэлли при прадеде Джеймса.

— Эта комната как будто специально для вас устроена, — сказала Алиса Марку во время его первого приезда. — Два ваших любимых предмета — история и юриспруденция. Дневники старые и пыльные, дорогой мой, но их стоит почитать.

Смерть Алисы очень сильно расстроила Марка еще и потому, что у него тоже не было ни времени, ни возможности по-настоящему погоревать о ней. Вокруг ее смерти возникло такое нагромождение всяких домыслов и крайне неприятных последствий — некоторые из них касались его лично, — что он, чтобы со всем этим справиться, ушел в холодное молчание. Алиса нравилась Марку по целому ряду причин: из-за доброты, чувства юмора, щедрости и совершенно искреннего интереса к нему как к человеку, а не только как к юристу. По-настоящему Марк так и не смог понять одного — пропасти, разделявшей Алису и ее детей.

Алиса вспоминала разнообразные грехи Лео, заключавшиеся как в совершении недопустимого, так и в несовершении необходимого.

— Он постоянно воровал у нас, — призналась она как-то, — самые разные вещи, на которые мы не обращали особого внимания… Большая часть из них представляла значительную ценность. Джеймс страшно разозлился, когда обнаружил пропажу. И поначалу обвинил Веру… Это повлекло за собой массу неприятного.

Она замолчала, мрачно задумавшись.

— И что же случилось?

— О, ничего особенного, — ответила Алиса со вздохом. — Лео признался в кражах. Наше отношение к происшедшему рассмешило его. «Разве такая дура, как Вера, способна понять, что имеет цену, а что нет?» — сказал он. Бедная женщина. Думаю, Боб избил ее, испугавшись, что они могут потерять жилье. Ужасно… ужасно… С тех пор она стала воспринимать нас как настоящих деспотов.

— Я думал, что Лео хорошо относился к Вере. Разве она не присматривала за ним и Элизабет, когда вы были в отъезде?

— Вряд ли он питал к ней теплые чувства. Откровенно говоря, он не питает теплых чувств ни к кому, кроме, возможно, Элизабет. Вера, конечно, обожала его… называла своим «голубоглазым малышом» и позволяла обманывать себя на каждом шагу.

— А у нее что, своих детей не было?