Мало того, Фернандо, глава семейного танцевального ансамбля зуни, пригласил нас к себе домой. Он рассказал нам, что его сестра готовит хлеб по старинному рецепту зуни, и предложил снять это на камеру.
Селение зуни поразительно контрастировало с Виндоу-Рок, где дороги были вымощены, дома опрятны, процветала придорожная торговля. На главной улице селения зуни кружили пыльные вихри. Перед убогими домами не было и следа газонов. Противомоскитные сетки были сорваны, двери где-то висели на одной петле. Справа от меня, на углу, стояло административное каменное здание в стиле тридцатых годов. Дом был заброшен и заколочен. Я нашел единственную лавку, в которой можно было купить еду и бензин. Внутри не было посетителей. Я увидел стойку для фаст-фуда и прилавок со скромным ассортиментом продуктов.
Прошел несколько кварталов, застроенных обшарпанными одноэтажными домами. Во дворах валялись смятые пивные банки и другой мусор.
Такую же унизительную картину нищеты и безнадежности я видел в нескольких селениях в Мексике.
Фернандо встретил нас у дверей своего дома в той же темно-голубой накидке и белых бриджах, в которых он был вчера на концерте. Это был полноватый, высокого роста человек с необычной для индейцев бородой.
Съемочная группа добралась до дома Фернандо только в четыре пополудни, а в планах было снять сегодня до темноты еще Окаменевший лес, находившийся в двух часах езды. Как оказалось, сестра Фернандо только начала месить тесто. И Валерий, несший ответственность за соблюдение нашего графика, решил отказаться от съемки выпечки хлеба и поскорее трогаться в путь. Но мы с Владимиром и Артем дружно запротестовали, убеждая его, что это оскорбило бы гостеприимного Фернандо и его семью. Валерий согласился на компромисс. Он предложил снять только процесс замеса и ручной лепки хлеба и не дожидаться, пока его испекут. На том и порешили.
Сестра Фернандо и ее дочь мастерски раскатали тесто и за какие-то считаные минуты вылепили двадцать семь булок. Мы любовались их ловкими, быстрыми, отточенными движениями…
На прощание Фернандо подарил каждому члену съемочной группы по сувениру от зуни. Артему он протянул медвежий коготь на веревке, сказав, что, если повесить амулет на шею, тот защитит от всех напастей. Владимиру и Валерию достались две вырезанные из камня черепашки. Потом Фернандо повернулся ко мне и сказал: «Это для вас». В его протянутой руке находилась маленькая статуэтка какого-то животного. Я присмотрелся: это была резная рысь с бирюзовыми камешками вместо глаз. Красивая штучка.
Он сказал: «Вы же охотник, это принесет вам удачу».
«Да, я охотник, и она тоже, — сказал я, указывая на рысь. — Я всегда буду носить ее с собой на охоту». (И это вправду так.)
Фернандо улыбнулся, по его глазам я понял, что он был тронут.
После каждого дня съемок в машине перед камерой Владимир, Иван и я делились впечатлениями от увиденного. Иногда мнения двух русских и американца сильно расходились. Они видели одно и то же разными глазами. Но иногда наши позиции и совпадали. Видимо, это говорило о том, что нас объединяют общечеловеческие ценности.
После посещения селения зуни у нас разгорелась дискуссия. Мы все были расстроены увиденной нищетой, витающим там духом безнадежности. Но мы не сошлись во мнении о причинах этой беды. Владимир обвинял во всем агрессивных белых американцев, устроивших геноцид индейских племен, изгнавших коренных жителей с родной земли, следствием чего была их нынешняя финансовая и духовная нищета, которую мы увидели и прочувствовали. Я не мог не согласиться с ним, но утверждал, что все намного сложнее. Племя навахо не меньше пострадало. Но из увиденного ясно, что дела у них обстоят куда лучше, чем у зуни. То же можно сказать и о Монтане, где союз племен салиш — кутинай создал у себя эффективно функционирующее самоуправление и успешно развивает свою экономику. Почему одни могут, а другие погрязли в нищете и бескультурье? Я утверждал, что американский народ через налоговые отчисления платит племенам миллиарды долларов. Да, белая Америка обязана помогать индейцам, но и коренные американцы тоже должны чувствовать свою ответственность. Мы долго убеждали друг друга, но так и не пришли к консенсусу. Единственное, что нас объединяло: смешанное чувство стыда и жалости, которое мы испытали, видя людей, живущих в абсолютно нечеловеческих условиях.
Глава 8
Лас-Вегас
Мы выехали из резервации зуни и пересекли границу штата Аризона. Меня всегда угнетала здешняя суровая, пустынная земля, неуютные дома, торчащие то тут, то там, словно столбы. «Как могут здесь жить люди?» — задавал я себе вопрос. Именно в это заброшенное и негостеприимное место мы ехали, чтобы посетить Окаменевший лес, с каждой минутой удаляясь от гостеприимного ночлега, оставшегося на западе. Очень усталые, мы преодолевали километр за километром унылую равнину, покрытую скудной растительностью. Не произнося этого вслух, каждый задавался вопросом, а стоило ли сюда ехать.
Но Ильф и Петров побывали здесь, и это обязывало нас повторить их маршрут.
Въехав на пригорок, мы увидели темнеющий впереди предмет неправильной формы, лежащий на земле. Он был около двух метров в длину и метр в ширину. Что-то странное было в этой черной глыбе. Чувствовалась ее неподъемная тяжесть. Подъехав ближе, мы рассмотрели и увидели, что это обломок ствола гигантского дерева, превратившегося в камень.
Несколько минут спустя мы стояли на вершине утеса и рассматривали сотни окаменевших огромных деревьев, бывших когда-то частью тропического леса, который рос тут двести миллионов лет назад. Информационная табличка поясняла, что земля, на которой мы стоим, когда-то находилась около экватора, на тысячу миль южнее. Неужели наш континент и вправду передвигался?! Читая, ты понимаешь, что это факт, но поверить в это все равно не можешь. На миг ощущаешь, что ты сам — лишь маленькая песчинка на лике Земли. Мы с удивлением заметили, что невольно говорим друг с другом в каменном лесу шепотом, хотя здесь было некого тревожить. Мы спускались вниз по высохшему руслу реки среди обломков деревьев. Песчаная почва скользила под ногами. Стараясь не упасть, медленно и с опаской мы протягивали руки, чтобы потрогать каменных исполинов, прикоснуться к вечности.
Как-то я зашел в русскую церковь и стоял в сумраке при свечах. В золотых бликах двигались женщины, крестясь перед иконами. Пел священник. Я знал, что этой церкви несколько веков. Там тоже я почувствовал еще нечто, сконцентрированное в этом сжатом пространстве. Веру и надежду на что-то большее, бесконечное, берущее начало у истоков человеческого бытия.